Несомненно одно: обращение Константина — самое примечательное событие в истории западной цивилизации. Христианство превратилось из религии преследуемого и ненавидимого в империи меньшинства в религию, которой отдал предпочтение сам император. Церковь купалась в расположении; стало очень популярным принимать христианство и таким образом отрекаться от языческих богов. Люди обращались толпами. К концу четвертого столетия большая часть населения империи стала христианской. Все императоры после Константина, за одним мимолетным исключением, были христианами. За пятьдесят лет после его смерти христианство превратилось в официальную религию империи. Как сказал один писатель, обращение Константина было «вторым по величию из всех известных истории сюжетов»[4].
Но его обращением в 312 году и эдиктом о веротерпимости в 313 году дело не закончилось. Поскольку, как замечает сам Тибинг, нечто значительное произошло в 325 году. Тибинг ошибается, говоря, что именно тогда Константин предпринял попытку объединения империи под знаменем христианства. Этот процесс уже шел. Но возникла проблема с использованием христианства как средства объединения: христианская Церковь сама не была едина в понимании некоторых фундаментальных вопросов, не менее важных, чем ее теологические представления. Для того чтобы христианство объединило империю, ему самому нужно было объединиться. И это была истинная причина, по которой Константин созвал собор христианских епископов (их было около 200–250), которым предстояло решить вопросы, вызывающие внутренние разногласия христиан; он состоялся в городе Никее, потому и был назван Никейским собором.
Тибинг упоминает об этом соборе во время разговора с Софи в своей гостиной. Он объясняет ей, что Никейский собор был созван Константином для того, чтобы с помощью голосования установить божественную природу Христа и тем самым укрепить основы самой императорской власти.
— Во времена слияния двух религий Константину нужно было укрепить новую христианскую традицию, и он созвал знаменитый Вселенский собор. На этом собрании обсуждались, принимались и отвергались многие аспекты христианства — дата Пасхи, роль епископов, церковные таинства и, конечно, божественность Христа.
- Что-то я не понимаю… Божественность Иисуса?
— Моя дорогая, — торжественно объявил Тибинг, — до этого исторического момента Иисус рассматривался Его последователями как смертный пророк… человек, безусловно, великий и влиятельный, но всего лишь человек. Простой смертный.
— Не сын Бога?
— Да, — радостно воскликнул Тибинг. — Только на этом Вселенском соборе Христос был провозглашен и официально признан Сыном Божиим. В результате голосования.
— Погодите. Вы что же, хотите сказать, что божественная сущность Иисуса стала результатом голосования?
— Причем выиграл Он лишь с небольшим преимуществом голосов, — сказал сэр Тибинг… — Официально провозгласив Иисуса Сыном Божиим, Константин тем самым превратил Его в божество, существующее как бы вне мира людей, чья власть над ними вечна и незыблема (с. 282).
И опять в речи Тибинга смешиваются элементы реальности и вымысла. Константин действительно созвал Никейский собор, и одним из обсуждавшихся вопросов была божественность Иисуса. Но собор созывался вовсе не для того, чтобы решить, был или не был Иисус Богом, как утверждает Тибинг. Совсем напротив: все участники собора — и фактически почти все христиане — уже были согласны в том, что Иисус — Бог, Сын Божий. Обсуждавшийся вопрос заключался в том, как понимать божественность Иисуса в свете того, что Он был также и человеком. А также как могут и Иисус, и Бог быть Богом, если Бог един? Именно это обсуждал Никейский собор, а вовсе не вопрос о божественности Иисуса. И уж конечно, не было никакого голосования, для того чтобы подтвердить эту божественность: это уже было общим убеждением христиан, утвердившимся еще в годы зарождения этой религии.
4
James Carroll. Constantine’s Sword: The Church and the Jews. Boston: Houghton Mifflin, 2001. P. 171.