— Отец уже семь месяцев обходится без помощника, — посетовала я, — если не считать преподобного Джозефа Гранта из Оксенхоупа, который так занят своей новой школой, что толку от него не много.
— Разве папа не встречается завтра с кандидатом на место викария?
— Встречается, — подтвердила я. Мне было кое-что известно об упомянутом джентльмене, поскольку последние несколько месяцев я вела переписку отца. — С мистером Николлсом из Ирландии, он откликнулся на папино объявление в церковной газете.
— Возможно, он окажется тем, кто нужен.
— Надежда умирает последней. Хороший викарий поможет папе выиграть время, пока мы решим, что делать дальше.
— Хорошие викарии давно повывелись, — с тягучим йоркширским акцентом произнесла Табби, наша седовласая служанка, которая, прихрамывая, внесла на кухню корзину яблок из кладовой. — Нонешние молодые священники слишком уж заносятся и на всех смотрят сверху вниз. Я простая служанка и потому не стою доброго слова. Вдобавок они постоянно бранят йоркширские обычаи и йоркширцев. Валятся как снег на голову, напрашиваются к пастору на чай или ужин, бесстыдники! И все только ради того, чтобы доставить женщинам побольше хлопот.
— Все бы ничего, если бы наше угощение пришлось им по вкусу, — подхватила я. — Так ведь они то и дело жалуются!
— Разве сравнишь этих юнцов со старыми священниками! — вздохнула Табби. Она грузно опустилась на стул и взялась за чистку яблок. — Те умеют себя держать и одинаково обходительны с людьми всякого звания.
— Табби, а почту не принесли? — спросила я вдруг, взглянув на часы над каминной доской.
— Принесли, да только для вас ничего нет, bairn.[3]
— Ты уверена?
— Я похожа на слепую? Да и кому вам писать? Письмо от вашей подруги Эллен пришло всего пару дней назад.
— Да, верно.
— Только не говори, что до сих пор ждешь письма из Брюсселя, — вмешалась Эмили, резко на меня посмотрев.
Мои щеки загорелись, на лбу выступила испарина. Я заверила себя, что во всем виноват пылающий очаг, а фраза сестры и ее пронзительный взгляд ни при чем.
— Нет, конечно нет, — солгала я, промокнув лоб уголком фартука.
Очки запорошило мукой. Я сняла их и осторожно протерла.
На самом деле в нижнем ящике моего комода лежало пять драгоценных писем из Брюсселя, посланий от одного мужчины, которые перечитывались снова и снова так часто, что угрожали протереться на сгибах. Я мечтала о шестом письме, однако после пятого в бесплодном ожидании прошел целый год. Я чувствовала взгляд Эмили; она знала меня лучше всех и ничего не упускала. Но прежде чем она сказала что-то еще, проволока дверного колокольчика задрожала и раздался мелодичный звон.
— Кого это принесло в такую жуткую погоду? — удивилась Табби.
При звуке колокольчика собаки, безмятежно дремавшие у огня, вскочили на ноги. Флосси — добродушный шелковистый черно-белый спаниель короля Карла — просто оживленно заморгал. Кипер — крупный, похожий на льва мастиф с черной мордой — громко залаял и бросился к кухонной двери. Эмили молниеносно схватила своего любимца за латунный ошейник и оттащила назад.
— Кипер, тихо! — скомандовала она. — Надеюсь, это не мистер Грант или мистер Брэдли. Сегодня я не в настроении подавать чай местным священникам.
— Для чая еще слишком рано, — заметила я.
Кипер продолжал яростно лаять. Эмили напрягала все силы, чтобы его удержать, и наконец решила:
— Запру пса в своей комнате.
Она выскочила из кухни и побежала вверх по лестнице. Мне было прекрасно известно, что Эмили терпеть не может незнакомцев, и потому я не думала, что она вернется с такой же поспешностью. Поскольку Табби была старой и хромой, а Марта Браун, молоденькая служанка, которая обычно выполняла самую тяжелую домашнюю работу, уже неделю не приходила из-за больного колена, дверь пришлось открывать мне.
Разгоряченная и уставшая после целого утра на кухне, я не успела привести себя в порядок, а лишь взглянула мимоходом в зеркало в прихожей. Я никогда не любила свое отражение: ни роста, ни стати, а бледное простое лицо неизменно приводит в уныние. К моему вящему смятению, зеркало напомнило, что я одета в свое самое старое и некрасивое платье, на голове у меня косынка, передник вымазан мукой и специями, руки и лоб припорошены мукой. Я быстро протерла лоб фартуком, но стало только хуже.