— Я и не забывала, — отозвалась миссис Тройль. — Но потом появились новые доказательства.
Она сжала губы с решимостью человека, наслаждающегося уверенностью, что его станут умолять вновь раскрыть их.
— Новые доказательства! — воскликнула хозяйка. — Продолжайте же!
— Когда я поднималась наверх после завтрака, мистер Броуп как раз поравнялся с моей комнатой. Так уж получилось, что из пачки, которую он нёс в руке, выскользнул клочок бумаги и приземлился на пол точно возле моей двери. Я уже собиралась крикнуть ему вслед: «Вы что-то уронили», но почему-то сдержалась и ничего не предпринимала, пока он не скрылся в своей комнате. Мне пришло в голову, что в такой час меня, как правило, не бывает в комнате, а вот Флоринда почти всегда занималась в ней уборкой в это время. Поэтому я и решила поднять этот невинного вида клочок бумаги.
Миссис Тройль вновь замолчала, на сей раз с видом человека, который может поздравить себя с тем, что заметил ядовитую змею в яблочной шарлотке.
Миссис Риверседж с такой энергией принялась работать над соседним кустом, что случайно обезглавила «виконтессу Фолкстоуна», едва начавшую распускаться.
— Что было в записке? — спросила она.
— Всего лишь несколько слов написанных карандашом. «Я люблю тебя Флорри», а под ними — хоть и зачёркнуто, но нежирно, так что вполне можно прочитать: «Жди меня в саду под ивой».
— В глубине сада действительно растёт ива, — подтвердила миссис Риверседж.
— Во всяком случае, он, кажется, не обманщик, — заметил Кловис.
— Подумать только, какой скандал, да ещё под моей крышей! — с негодованием воскликнула миссис Риверседж.
— Удивительно, почему именно под крышей такие скандалы приобретают особо пугающие размеры, — заметил Кловис. — Я всегда считал доказательством исключительной утончённости кошачьего племени тот факт, что большинство своих скандалов они разыгрывают на крытой шифером поверхности.
— Если задуматься обо всём этом, — подвела итог миссис Риверседж, — то есть некоторые вещи, которым я никак не могла подобрать объяснение. Возьмём доход мистера Броупа; он из бедной семьи, как редактор «Cathedral Monthly» зарабатывает всего двести фунтов в год и не имеет никакого личного состояния. Однако у него квартира в Вестминстере, он хорошо одевается, каждый год ездит за границу в Брюгге и прочие подобные места и в течение сезона приглашает к себе на очень приличные ленчи. Для всего этого надо иметь побольше, чем двести фунтов в год, не так ли?
— А он пишет для других изданий? — поинтересовалась миссис Тройль.
— Нет, он специализируется исключительно в очень узкой области литургики и церковной архитектуры. Однажды он пытался пристроить в «Sporting and Dramatic» статью о церковных сооружениях, находящихся в известных районах охоты на лис, но её не приняли, поскольку тему сочли недостаточно интересной для широкой публики. И я просто не представляю, каким образом то, что он пишет, позволяет ему вести такой образ жизни.
— Возможно, он продает фальшивые трансепты американским энтузиастам? — предположил Кловис.
— Как можно продать трансепт? — сказала миссис Риверседж. — Это нереально.
— Чем бы он ни пополнял свои доходы, — вмешалась миссис Тройль, — он не должен скрашивать свой досуг, ухаживая за моей горничной.
— Конечно, нет, — согласилась хозяйка. — Этому надо немедленно положить конец. Но я не представляю, что мы сможем сделать.
— Предлагаю натянуть колючую проволоку вокруг ивы в качестве предохранительной меры, — сказал Кловис.
— Не думаю, что следует легкомысленно подходить к столь неприятной ситуации, — сказала миссис Риверседж. — Хорошая горничная — настоящее сокровище…
— Я просто не представляю себе, что буду делать без Флоринды, — согласилась миссис Тройль. — Она понимает мои волосы. Я сама давно оставила всякие попытки справиться с ними. А к прическе я отношусь так же, как к мужчине рядом: когда вы вместе появляетесь на публике, ваши личные особенности не имеют значения. Кстати, кажется, гонг зовёт на ленч.
После ленча Септимус Броуп и Кловис уединились в курительной. Первый казался обеспокоено-озабоченным, второй — молчаливо-внимательным.
— Что такое lorry[2]? — неожиданно спросил Септимус. — Я имею в виду не ту штуку, что ездит на колёсах — разумеется, я знаю, что это такое. Нет ли птицы с таким именем, какой-нибудь более крупной разновидности попугайчика лори?