Затея Фридриху явно удалась. Петр был восхищен. В порыве чувств он обнял курфюрста и дрогнувшим от волнения голосом сказал:
– Мин херц, это великолепно! Такой длинной процессии я не видел никогда в жизни! Мы будем дружить, будем всегда вместе! У себя я тоже устрою такой въезд и приглашу вас!
Фридрих только снисходительно кивал и улыбался, довольный тем, что так легко удается завоевать дружбу с великим соседом.
Впоследствии стало известно, что реакция Петра была замечена и тайным агентом Венецианского двора, внедренным в курфюршеское окружение, – тот немедленно сообщил о своем наблюдении послу Рудзини.
Вплоть до торжественной аудиенции у курфюрста, назначенной на 21 мая, Петр был занят обсуждением с послами подробностей процедуры официальной встречи, подготовкой к переговорам, чтением корреспонденции, полученной из Москвы. Он несколько раз встречался с Фридрихом в замке, обедал и ужинал с ним. А когда настал день торжественной аудиенции, встал в конный строй волонтеров Преображенского полка, въезжающих в замок такой же огромной, как и в день приезда, кавалькадой.
Въездные ворота Королевского замка
Турнирная галерея во внутреннем дворе замка
Во дворе резиденции выстроилось два батальона прусской пехоты и три роты курфюршеского конного полка. Музыканты, располагавшиеся на деревянной турнирной галерее северного крыла замка, оглушительно били в литавры и трубили в блестящие трубы. Послы были встречены с необычайной пышностью. В Зале московитов было устроено возвышение, покрытое бархатом. Под балдахином с массивными золотыми и серебряными кистями восседал на троне сам курфюрст, вокруг него располагалась многочисленная свита.
Начались до утомительности однообразные речи, с которыми обращались к Фридриху Лефорт, Головин и Возницын. Каждый из послов обязан был перечислять всякий раз полные титулы царской и курфюршеской особ.
Под сводами Зала московитов звучали заверения во взаимной дружбе и любви, провозглашалась готовность совместно бороться не только с турецким султаном и крымским ханом, но и с «иными ордами басурманскими».
Сам Фридрих едва удержался от улыбки, когда во время аудиенции должен был спросить послов, как это и полагалось по этикету, о здоровье царя, о том, в каком состоянии они его оставили.
– При отъезде мы оставили Его Царское Величество в добром здравии. Его Величество поручил нам поблагодарить Его Курфюршескую Светлость за присланных констапелей[30] и огнестрельных мастеров, какие были очень полезны Его Величеству в азовской осаде, – отвешивая поклон, сказал Головин.
Петр, стоявший в строю волонтеров, при этих словах своего посла слегка кивнул посмотревшему в его сторону курфюрсту.
После целого ряда церемоний Фридриху были преподнесены подарки от имени царя: «десять сороков да двенадцать пар соболей добрых, да тридцать косяков[31] камок[32] китайских, пять изарбафов[33] золотых и серебряных, два меха горностайных…» Курфюрст был очень доволен подарками и в напыщенной речи пообещал России полное содействие в делах еще более важных, чем присылка констапелей, при этом снова многозначительно посмотрел на рослого волонтера в зеленом мундире с блестящими пуговицами.
Немногие присутствовавшие в Зале московитов были искушены в тонкостях дипломатического искусства, и лишь ограниченный круг приближенных бранденбургского курфюрста и русского царя знали о том, что между двумя главами государств началась тайная игра, которая должна была увенчаться заключением совместного договора. Курфюрст Фридрих хотел заручится поддержкой России в предстоящих вооруженных столкновениях с польской и шведской коронами, Петр же – опереться на союз с Пруссией в войне против Турции.
Зал Маршальский ремтер
Парадный вход в замок
Царь находился в Кёнигсберге уже восемнадцать дней. Они проходили в пирах при курфюршеском дворе, переговорах по поводу предстоящего заключения договора, беседах с обер-президентом фон Данкельманом и церемониймейстером Бессером. И повсюду наряду с послами участвовал самый «знатный из волонтеров» обер-командор Петр Михайлов.
32
Камка (