Сократ превратил смерть в нечто разумно наглядное. Хотя его друзья уже были готовы поддаться панике после того, как он выпил из чаши с ядом, ему удается их успокоить тем что он может попросить Критона принести в жертву петуха.
Но Сократ мог позволить себе подождать в передней. Он спокойно потирал руки в предвкушении прекрасного общества, которое ожидало его в потустороннем мире. Тёус Боом видит это несколько по-другому. Я спросил его, куда он, по его мнению, попадет после смерти. «К червям», – сказал он с тем злобным удовлетворением, с которым прихлопывают докучное насекомое. Морской волк. Попробуй-ка здесь соблюсти ритуал.
Но как умер Сократ на самом деле? Единственно, что у нас есть, это текст, позднее высосанный из пальца Платоном.
Для Тёуса у меня только ампулы, моя дрожь и его непреклонность. Если он только не скажет вдруг: «Нет, нет, может, лучше подождем еще недельку, как ты думаешь?» Никак не думаю, меня бы это просто взбесило.
Поднявшись наверх, еще раз, стоя на тихой, безопасной лестничной площадке, оглядываюсь вокруг; чуть помедлив, делаю шаг в коридор и вхожу в палату. Никто ничего не спрашивает. Тёус, выпрямившись, сидит между двумя горами подушек. Милая старая обезьяна, ужасно старая, ужасно больная.
– Подойдите, ребята, – обращается он к своим детям. Они по очереди обнимают его.
– Па, спасибо за всё, всё будет хорошо, – произносит один из них.
– И тебе спасибо, Геррит, ты хороший парень.
Старший сын остается в палате. Мы запираем дверь. Все остальные ждут в коридоре. Достаю свои шприцы, не в силах унять дрожь и чуть не плача, взволнованный этим прощанием. Прежде чем наложить жгут на предплечье, спрашиваю голосом, сорвавшимся в дискант:
– Ты готов, Тёус?
– Да, мой друг. И спасибо тебе, что ты это делаешь. Ну, не будем бояться?
Это его последние слова. Сын держит в своих руках его руки. После инъекции он сразу же отключается и начинает дышать глубоко и спокойно. И весь оседает. Мы осторожно укладываем его и шепчем друг другу, что можем сесть. Мы напряженно смотрим на него. Не знаю, что чувствует сын, но я хочу только, чтобы Тёус как можно быстрее расстался с жизнью. Его дыхание становится мало-помалу всё более легким, но когда он делает более сильные вздохи, я начинаю терять уверенность. Правильно ли я попал в артерию, не промахнулся ли, достаточная ли доза?
В коридоре тоже не всё спокойно: слышится невероятное дребезжанье кофейной тележки, а немного спустя появляется и ван Пёрсен. Нервничающая снаружи группка отгоняет и того и другого от двери, за которой мы ждем смерти Тёуса.
Наконец его дыхание делается поверхностным, он лишь чуть-чуть, словно пробуя, хватает ртом воздух. Я хорошо знаю эти попытки, они могут продолжаться минут десять, иногда с невозможно длинными паузами. Через четверть часа я объявляю, что он мертв, и его сын начинает плакать. С некоторым триумфом я выхожу за дверь с новостью: «Он умер». Я испытываю среди всех этих плачущих людей громадное облегчение.
Час спустя на выходе все-таки встречаю ван Пёрсена:
– А, вы еще здесь? Надо же, Боом умер. Вы уже знаете? Ничего себе, и как это вся семья почувствовала, что уже близко?
– Что почувствовала?
– Ну, что он умрет сегодня вечером. Они даже принесли его лучший костюм, в котором его похоронят.
– Ван Пёрсен, очевидно, и в небе и на земле есть много такого, что Volskrant[30] и не снится[31]. Ах, да что я тебя донимаю? Надень на него костюм – на том и спасибо.
Танатофилия
Поступил Тейс Крут, 38 лет. У него БАС, боковой (латеральный) амиотрофический склероз, или прогрессирующая мышечная атрофия. Если бы мы всегда переводили подобные термины, от медицинской науки мало бы что осталось. Всё равно что введение живого разговорного языка в католическую церковную службу: врач должен был бы изворачиваться, подобно священнику, пытаясь сообщить простыми словами, чем именно он занимается.
БАС – болезнь расслабления нервной системы, не затрагивающего функции высшей нервной деятельности, так что вы можете до последнего вздоха смотреть в глаза этому монстру. И нет средств с ним бороться. Возможным первым симптомом может стать то, что вдруг начинаешь иногда спотыкаться. Причина этого – ослабление мускулатуры ног, которое затем распространяется всё выше и выше, захватывая мышцы плеча, предплечья, кистей рук, рта, языка, весь глотательный и речевой аппарат, пока не распространится на область грудной клетки, сделав невозможным дыхание.
Весь процесс занимает от двух до четырех лет. Похоже на медленное действие змеиного яда. Болезнь, при которой тебя охватывает чувство, словно некое зловещее существо намеренно выдумывает что-то особенно ужасное. У животных такая болезнь длится недолго, потому что они не помогают друг другу. Домашним животным приходится хуже, потому что они не могут избежать нашей помощи. «Если бы они могли от нас не зависеть…» – язвит неунывающий Яаарсма.
31
There are more things in heaven and earth, Horatio, Than are dreamt of in your philosophy. Шекспир,