Выбрать главу

Очевидно, о ссоре между Чингис-ханом и Хасаром было известно и историку XVII в. Саган Сэцэну, который написал о ней в следующих вполне определенных выражениях: «После того как Хасар, объединясь с семью хонхотанами, начал враждебные [действия], [владыка] отправил во главе войска Субэгэтей-багатура преследовать его» («Tendece Qasar-aca doluyan qongqotan luy-a nigedju dayicin negugsen-dur Subegetei-bayatur-iyar cerig terigiilegsen negegulgui-e»)[2306]. Субэгэтей уговорил Xacapa прекратить войну и помириться с Чингис-ханом.

Рассказы и легенды о распрях в родной семье Чингис-хана были настолько распространены, что и по прошествии почти полутора столетий об этом помнили в народе. Во всяком случае, когда Тогон-Тэмур, последний император монгольской династии Юань, бежал из своей столицы Дайду под натиском китайского народа, то в происшедшей при этом стычке потомок Хасара, расчищая путь императору, погиб от вражеских ударов. И тогда сложилась в народе пословица, в которой не без ехидства сказано: «Потомок Хасара оказал помощь потомку Хагана» (т. е. Чингис-хану). Так эхо давно минувших событий откликнулось в народном творчестве монголов.

Интересно отметить, что в другом литературном произведении XIII в. — «Сказании об Аргасун-хуурчи», дошедшем до нас инкорпорированным в летописях XVII–XVIII вв., действия Чингис-хана также подверглись критике. Сказание это еще не заняло подобающее ему место в истории монгольской литературы, хотя заслуживает тщательного разбора и по своему содержанию, и по литературной композиции. Я не буду вдаваться в подробности анализа, отмечу лишь, что сказание отчасти состоит из прозаического текста, в который вкраплены стихи, — такое смешение прозы и поэзии характерно для ранних произведений средневековой литературы монголов. Содержание этого сказания можно вкратце передать так: Чингис-хан в одном из походов на восточные земли надолго задержался, прельстившись красотою дочери солонгоского (т. е. корейского) хана. Вступив с ней в брак, он забыл о монгольских кочевьях и не торопился возвращаться. Из Монголии к нему прискакал посланец по имени Аргасун-хуурчи (хуурчи — музыкант, играющий на хуре). Чингис стал расспрашивать посланца о том, что происходит на родине, и тот в ответ на вопрос Чингис-хана: «Здоровы ли супруга моя, сыновья и весь народ мой?» — сказал потрясающие слова:

Супруга твоя и сыновья твои здоровы! Но не знаешь ты, как живет весь народ твой. Жена твоя и сыновья твои здоровы, Но не знаешь ты поведенья великого народа твоего! Поедает он кожу и кору, что найдет, разорванным ртом своим, Всего народа твоего поведенья не знаешь ты! Пьет он воду и снег, как случится, жаждущим ртом своим, Твоих монголов обычая и поведенья не знаешь ты![2307]

Редко в каком-либо другом произведении монгольской средневековой литературы можно встретить столь резкие, обличительные слова, столь откровенное описание трудного состояния простого народа — монголов. Изложено оно в кратких стихах, которые, по всей вероятности, распевались и в юртах аратов. Любопытно отметить, что в других вариантах «Повести об Аргасун-хуурчи» эти строки отсутствуют. Так, известный летописец Саган Сэцэн, феодал по происхождению, не счел удобным повторить их, а сообщил только, что «весь великий народ твой здоров»[2308]. Как же реагировал Чингис на эти речи? Он был явно смущен, но смущение его относилось не к сведениям о положении народа, а к тому, как встретит его главная жена Борта сообщение о новой его женитьбе. Боясь, что она его осудит, он сказал: «В юные годы встреченная мною Борта, супруга моя, видеть лицо твое тяжко мне. Когда войду к ней в юрту, тесной станет мне юрта. Если нет согласья в семье и она разгневается и рассердится перед чужими людьми, то мне-то ведь станет стыдно и боязно». Вот какие слова покаянной речи вложены неведомым народным сказителем в уста всесильного, могущественного хана монголов. Никак нельзя сказать, что поведение владыки оправдывается, хотя, казалось бы, ничего странного не случилось в том, что Чингис взял еще одну жену. Ведь известно, что монгольские ханы имели не по одной жене. Но в данном случае женой Чингиса стала корейская царевна во время войны. Оказывается, у древних монголов считалось зазорным жениться в условиях военного похода, без должных свадебных обрядов. В одной из летописей об этом так и сказано, что вельможи удерживали Чингиса от этого и говорили ему: «Во время похода, в степи жениться — это не дело!» И хотя Чингис боялся встречи с Бортэ, первой и главной женой, но она приняла известие о его новой женитьбе спокойно и с достоинством.

вернуться

2306

Sayan Secen, Erdeni-yin tobci, Ulayan Bayatur, 1960, стр. 88.

вернуться

2307

«Altan tobci. A Brief History of the Mongols…», vol. II, стр. 48.

вернуться

2308

Sayan Secen, Erdeni-yin tobci, стр. 93.