Ну а дальше уже конец света. К нему ведет головная городская артерия. "Другой конец Крещатика и Большой Владимирской теряются в степях […]" — пишет Киевлянин.
Польский триумфальный марш по Крещатику, с которого многие солдаты парадным шагом отправились прямиком в маячащую на другом конце степь, чтобы и дальше биться с большевиками, мог нравиться многим киевлянам, особенно тем, кто большевиков терпеть не мог. Но многие присматривались к польскому войску скептично. Михаил Булгаков, вне всяких сомнений, один из наиболее известных во всем свете киевлян, посвятил вступлению польских войск в Киев рассказ Пан Пилсудский.
Так вот: в киевском салоне сидит общество. На улицах после бегства большевиков ситуация непонятная. Общество, перепуганное и ждущее только несчастий, ожидает поляков. В окно залетают обрывки украинских слов ("з выкна йих, сучих сынив!"), потому что украинцы на этот, исключительный раз в союзе с поляками. Общество украинцев несколько побаивается. Точно так же как и двор, оно боится крестьянства, требующего своего. Украинцы для салона — это исключительно селяне. А селяне могут быть агрессивными, черт его знает, что может прийти им в головы. Русскоязычный Киев существовал в украинском море на тех же принципах, что и польскоязычный Львов. Украинцы всегда жили где-то в округе, в деревянных халупах, под одной крышей со скотиной. Городские дамочка с кавалером могли войти туда только затем, чтобы попробовать экзотики, точно так же, как заходили в хижины африканской деревни, поднося к носу платочки и бурча "mon Dieu!". Украинский язык в Киеве можно было то тут, то там услыхать, но он был слышен, как и в Кракове XIX века был слышен броновицкий говор[24]: в кухнях, на рынке, в пивных худшего разряда.
Так что общество несколько побаивается, но члены его поддерживают дох друг друга. Немного они рассчитывают на поляков, что те не допустят того, чтобы ситуация вышла у них из-под контроля. В воздухе летают подобного рода предложения:
"Поляки — это джентльмены. Стреляют они исключительно из английского оружия, и только в солдат. Никак не в женщин". "Поляки — джентльмены. Убивают только красных". "Ведь мы даже защищаться не можем… — А перед кем нам защищаться? Перед нашими защитниками? […] — пан Пилсудский как раз и идет нас защищать!".
Так что общество сидит и напряженно ожидает. Через силу оно ищет все положительные стереотипы относительно поляков, которые только приходят в головы. Отрицательные, которых наверняка значительно больше, отгоняются. А это дело нелегкое.
"Поляки — народ культурный. Все играют Шопена и все разговаривают по-французски. И каждую неделю выслушивают католическую мессу […]. После каждой стычки возводят полевой алтарь и восхваляют Господа. А перед возведением этим, неделю за неделей, приводят к алтарю связанных проволокой пленных, соколов наших. И приказывают им покориться перед алтарем этим […] Только наши соколы стоят. И на колени падать не желают. Так их за эту проволоку! Одну к шее, другую к ногам… и по землице-матушке. И по землице…"
Ради боевого духа на салонном пианино играют услышанную где-то польскую песню: "едет, едет, на каштановом коне, на каштановом коне…". В конце концов, в дверях салона появляются польские офицеры. Оба, а как же иначе, усатые. Обводят взглядом собравшихся, потом глядят один на другого, и такие вот слова:
"Считаю, что это место превосходное… — высказался офицер. — А ты? Как считаешь? — обратился он к коллеге.
— Считаю, что место превосходное.
Они снова глянули друг на друга и одновременно отдали приказ:
— За… води!
[…]
Стуча копытами в салон восшествовала лошадь каштановой масти".
Рядом с польскими флагами польские военачальники приказывали вешать на домах и украинские флаги. Ведь в Киев они вступили для того, чтобы помочь Симону Петлюре в создании украинского государства. А вот это уже многим киевлянам не нравилось.
Не нравилось это и Михаилу Булгакову, который идею украинской независимости не слишком-то разделял. По крайней мере, именно такой вывод можно сделать, судя по взглядам героев его Белой гвардии, которых он снабдил взглядами собственными и своего окружения, а вот в нем украинцев считали шумными, вульгарными и готовыми к мятежу селянами, которые лезут в культурный, русскоязычный Киев со своими грязными лаптями и со своим селянским, необразованным диалектом. Считается, что альтер эго Булгакова — это один из главных героев Белой гвардии, доктор Алексей Турбин (сам Булгаков был врачом). А Турбин в книге говорит так:
24
Броновицы — прежняя деревня, а нынче район Кракова, была излюбленным местом пребывания краковских художников и литераторов периода Млодой Польски. Это предместье с его жителями навсегда вошло в живопись и литературу млодопольского периода. Немного найдется мест в Польше, столь сильно связанных с выдающимся литературным произведением, таких, как усадьба Рыдля ("Rydlówka") с драмой Станислава Выспяньского "Свадьба". - http://www.liveinternet.ru/community/2281209/post313456770/