Днепр был словно море. Его второй берег был едва виден. Именно в него, в реку, люди убегающего президента вывалили компрометирующие документы. Они забыли, что бумага в воде не тонет. Листы лениво плавали на поверхности воды возле самого берега, там же, где их и кинули. Самообороновцы выловили их и высушили. Именно из этих документов узнали, что в расчетные рубрики президентского бюджета записывались такие позиции как "взятка в ходе торгов".
Восток
Мы выехали из-под киевского вокзала, был уже вечер, все синело, коптилось в продуктах сгорания, в гуле двигателей и криках вокзальных обитателей. Ехали мы на Харьков. Из Киева мы выезжали, крутясь среди домов из белого кирпича и каких-то будок, салонов по продаже всего сразу. Но вот мы выбрались из Киева, вытряхнулись из этих городских внутренностей, застроек и хаоса — и все пропало. Мне казалось, что мы въехали в космос.
Было темно и пусто. Лишь время от времени мы проезжали мимо караванов военных грузовиков, направлявшихся на восток. Легковых машин было немного. Они закончились вместе с киевской орбитой. Где-то я читал, что большинство жителей Украины никогда не покидало родного города. Ну, разве что в отпуск: в Крым, в Одессу или там на лиманы.
Лишь иногда, будто киберпанковые космические станции, в этом черном ничто появлялись придорожные паркинги, а на них едва-едва сводящие концы с концами будки с кофе и дешевой, крайне нездорово пахнущей жратвой. Уродливые вывески покрывали их сверху, снизу же были лужи и грязь. Водители большегрузных автомобилей скакали между лужами холодной, стоячей воды, держа в одной руке чебурек, а в другой — кофе в тонком пластмассовом стаканчике.
Через какое-то время Дима пустил меня за руль. Дорога была даже ничего: двухрядка, отремонтированная к Евро. Вот только пешеходы время от времени вылезали из этой липкой черноты на проезжую часть. Их становилось видно только тогда, когда их выхватывали фары. Под Полтавой прямо посреди дороги стоял пьяный мужик и меланхолично всматривался в огни приближающихся машин. Дима запускал на магнитоле какое-то старье: "Лед Зеппелин", "Дип Перпл", такие вещи. Он был этническим русским, но после Майдана от своей российскости отрекся. Он перестал говорить по-русски, выучил украинский язык, а про себя говорил, что он украинский патриот.
Мы съехали в Полтаву. Именно на полтавском диалекте был кодифицирован официальный украинский язык. Влодеку Костырке из Львова этот "диалект крестьян из полтавской губернии" с его "має" вместо "є"[102] и "та" вместо "i", казался гадким, и Львову никак не соответствующим. А вот Дима Полтаву обожал. Мы ездили по затемненным улицам, а Дима вздыхал: "Я бы тут жил, я бы тут жил".
Полтава. Легендарная Полтава. Не помню уже, сколько людей, терпеть не могущих Галичины, жалующихся на то, что та возвышается, что считает, будто бы обладает исключительным патентом на украинскость, противопоставляло Полтаву Львову. Они считают, будто бы именно здесь бьется сердце украинскости. Именно здесь, в Полтаве, а не в полонизированной, говорящей на каком-то странном польско-русском суржике Галичине: испорченной, только и сидящей по кофейням, одновременно ультранационалистической и вылизывающей задницы полякам, и вообще Европе, которая именно в этой облизанной заднице всех их и помещает. Да, Галичина не была особо популярной за пределами самой Галичины. Посмеивались, что именно там, в "стране бандеровской славы" больше всего людей уклоняется от воинской службы, и что галичане, строящие из себя самых тонких и просвещенных украинцев на свете, на самом деле — консервативные и неотесанные селюки.
102
Ну вот как тут разъяснить национально-лингвистический спор? Слово "має" на русский язык следует переводить: "имеет": вiн має роботу = он имеет работу, у него есть работа; с "є" дело иное: " є" = "есть", "в нього є робота" = у него есть (имеется) работа; "Петро є в нас красенем" = Петр у нас красавец (Петр есть красавец). Хорошо, это "диалект крестьян из Полтавской губернии", а в Галичине — "диалект галичанских крестьян", которых, кстати, с трудом понимают на Полесье и даже рядом, в Закарпатье. Когда кодифицировался украинский язык? В 30-е годы, когда про украинскую Галичину никто и не мечтал. А вот в 50-60-е годы подлизываться к "захiднякам" начали серьезно. Вспомните эстрадные песни с "карпатской" и "закарпатской" тематикой: "Гуцулка Ксеня", "Трембiта", "Бойковчанка" (кстати, в исполнении ВИА "Самоцветы") и даже знаменитая "Червона рута". Хорошо еще, что много издавалось литературы на кодифицированном украинском языке. Или, взять, такой чудесный украиноязычный журнал "Всесвiт". Народ на Камчатке украинский язык изучал, чтобы читать "Крестного отца"… А сейчас мы видим активное наступление искусственных слов и полонизмов, которых и во Львове не встретишь: "вертульник", "лiтовище"… Лишь бы не по-русски и не по-украински!