— И что они тебе ответили? — спросил я.
— Поглядели как-то странно, а потом стали говорить, что культура тоже важна. И так далее. Знаешь, я ведь не урожденная украинка, только сейчас учу украинский язык. Но я вовлечена.
— А чем для тебя является Украина? — спросил я Ирину. Та какое-то время думала.
— Свободой от страха, — ответила она. — Вообще — свободой. Мы хотим жить как свободные люди.
— А если войдут русские? — спросил я. — Что сделаешь?
— Родных отправлю в село, — затянулась она дымом, — и останусь. Не затем же училась стрелять…
— Ты училась стрелять? — удивился я.
— Ну да, — сказала та. — Правый Сектор организовывает такие… нет, нет, — прервала она, видя мое выражение лица. — Никакие они не фашисты. Дмитро Ярош спокойно разговаривает с нами по-русски, никаких проблем. Если же речь пошла о терпимости, недавно мы помогали еврейской общине…
— А с какого времени ты чувствуешь себя украинкой?
— Уже давно… — с сомнением ответила Ирина. — Но вот в последнее время это начало быть важным, — быстро прибавила она.
Мы сидели в ресторанчике "Товарищ Саахов"[116], ведущей темой которой был именно товарищ Саахов, герой Кавказской пленницы. Этот фильм в постсоветском пространстве такой же культовый, как у нас "Рейс"[117], и каждый житель постсоветского пространства в состоянии за раз угостить вас несколькими цитатами из Саахова. В Товарище Саахове особенно мучиться с этим смысла не было, потому что цитаты были написаны на стенах. Например такая, наиболее известная: "Имею желание купить дом, но не имею возможности. Имею возможность купить козу, но не имею желания. Так выпьем же за то, чтобы наши желания совпадали с нашими возможностями"[118].
Клиенты ели вареники, пили пиво и водку. Мы сидели там с девушками, которые изучали германистику. Но нет, они вовсе не желали обучать немецкому языку или, что за идея, остаться в университете. Просто-напросто, они хотели выехать в Германию. Именно для того вся эта германистика и была им нужна.
— Разве не стоило бы выучить язык? — спрашивал я. Девицы пожимали плечами. Они не могли поверить в то, что мы все так же проживаем в Польше, если можем, достаточно только захотеть, выехать в Германию. В конце концов, полякам визы не требуются, могут там работать. Ба, там даже границы нет. Короче, только бери и выезжай. Они вообще не могли понять, на кой черт поляки все еще торчат в этой своей Польше.
— А что? — издевались они. — В Польше лучше, чем в Германии? Что вы вообще в этой своей Польше делаете?
Политика их не интересовала. Не интересовали их и Донбасс, революция, реформы, ничего. Вот Германия их интересовала. Они спрашивали, известно ли нам, сколько там зарабатывают, какой размер социала, ежели чего. А я их расспрашивал про Украину. Девицы пожимали плечами.
— Украина… — скучающими голосами говорили они и снижали тон. Украина была для них реальностью, которая попросту была, которая имелась, хотя и мало чего значила. И не до конца известно, чем была. Украина, Россия, пост-Совок. Это было чем-то очевидным, воздухом, которым дышишь, базовой реальностью, которую никаким образом не нужно определять. — Чем является для меня Украина? — повторяла мой вопрос одна из девчонок, наверное, несколько раздраженная тем, что приходится включаться в такие идиотские разговоры. — Не знаю… герб, флаг… вывески на учреждениях…
— Язык? — допытывался. Девицы фыркнули. По-украински они понимали, потому что этот язык им вдалбливали в головы со школы, но они не видели какой-либо причины, чтобы дарить его какой-либо эмоцией, чувством. Не говоря уже о том, чтобы на нем говорить. Мы не видим в этом никакого смысла, — говорили они.
Я вышел из кафе. Шел по Днепропетровску, мимо всех этих китчевых витрин, либо слишком дешевых, либо слишком шикарных, либо и то, и другое; шел мимо домов, либо в лишаях, либо вылизанных, с претенциозными мраморами и позолотой — но никогда, чтобы было в самый раз. Я шел мимо всего этого и представлял самого себя, рожденного в Днепропетровске. С точно таким же самым, как у всех других, культурным фоном. Русско-советским. Я представлял, чем бы была для меня украинскость. Я знал, что вначале пришлось бы ее для себя придумать, а потом в нее поверить. Я ходил по темным улицам, глядя под ноги, чтобы не влезть в какую-нибудь дыру, и знал — что, скорее всего, не смог бы. Ну не смог бы я серьезно отнестись к чему-то такому, которое, чтобы существовать практически, должно поначалу родиться из ничего, из чистой теории, из мифа, из тумана, из эктоплазмы. Даже если бы я и хотел. Даже если бы сильно хотел. Одно дело желание, другое дело возможность.
116
Бессовестно дорогое кафе-ресторан. Заведение уже ликвидировано. Располагалось оно по адресу: пр. Д. Яворницкого 54. Давным-давно в этом здании (на первом этаже) был кинотеатр "Украина", потом всякие бутики и универмаги. Да и сейчас много чего продают (а почему бы не продавать: самый центр, красная линия). Но вот такого ресторанчика, пропитанного советской ностальгией, как-то не помню. Сейчас в этом плане лидирует "Папа Карла", в верхней части того же проспекта, но уже по нечетной стороне. Правда, на мой взгляд, ностальгия там какая-то, затасканная…
117
"Рейс" (польск.
118
Уважаемый Автор путает цитаты из фильма (про дом и козу говорит администратор гостиницы) с цитатами самого Саахова. Вот у него, самая знаменитая это: "Шлапу снымы", "За что, за что, я ведь всего лишь зашел…", "Ничего, я пешком постою" либо же "Или я веду ее в ЗАГС, или она ведет меня к прокурору".