— Вон они, Дуглас! Я вижу!
Тени растаяли в полуденном дрожащем мареве, и через мгновение вычертились на тропе. На головах шляпы, грязно-зеленые куртки с короткими рукавами, на ногах высокие армейские краги...
— Их четверо — у каждого М-16[11], — Дуглас нервно раскладывал рожки под правую руку. — Остальных, значит, наши перехватили...
Ричард тряхнул головой — в глазах от напряжения рябило, и те — в зелено-грязных куртках то исчезали, то появлялись среди зарослей, как фантастические миражи. Сглотнув слюну и затаив дыхание, он, наконец, поймал в прорезь прицела грузную фигуру и, услышав стук сердца, положил палец на спусковой крючок...
— Не стрелять! — Дуглас пнул его носком ботинка. — Начну я — короткими. У тебя сейчас — четыре глаза. Бей тех, что пойдут в обход слева. С арифметикой в школе знакомился?
— Нашел время спрашивать, — обиженный за пинок и вопрос, Ричард дернул плечом.
— Тогда считай патроны... — Дуглас привстал на колено и короткие дробные очереди рассекли воздух. Горячие гильзы падали в еще не высохшие лужицы и шипели.
Ударили о камни пули контрас и отскочили рикошетом в густую крону манго. Песок у камней вздымался маленькими, казалось, безобидными фонтанчиками. Ричард закрыл глаза и ткнулся носом в песок. Камень, за которым он лежал, стойко принимал в свою грудь стальные занозы.
— Ты что, как крокодил, кверху пузом хочешь?! — крикнул Дуглас. — Крести их!
Ричард, закусив губу, целился основательно: бой у карабина мощнее и прицельнее, чем у автомата. Он увидел, как словно наткнувшись на упругую лиану, упал и не поднялся бандит, круглый и толстый, как гора, решивший зайти к ним с тыла. Двое других, прикрывая друг друга, отходили к лесу.
— А теперь шквальным! — Дуглас прыгнул на камень. — Кто их звал сюда с оружием! Кто? Шквальным их!
Качающийся воздух срывал с манго еще зеленые плоды. Они с сухим треском проламывались сквозь толстые глянцевые листья и шлепались рядом.
Пятясь к лесу, злобно огрызаясь, бандиты не могли видеть, как сзади полукольцом их охватывало подразделение солдат. Длинные очереди Дугласа прижимали контрас к земле. Карабин Ричарда не давал им вырваться из сектора обстрела. Через несколько минут, попав в перекрестный огонь, контрас, бросив винтовки, сдались.
Поднявшись из-за камней, Ричард видел, как, понуря головы, бандиты шли по тропе. Он передернул затвор, сунул руку в подсумок — патронов не было. В пылу боя — а длился он не больше десяти минут — Ричард «спалил» весь запас...
— У боя своя математика. — Дуглас собирал пустые магазины. Автомат он положил в тень камня. — Пусть отдохнет — до ствола не дотронуться...
У ДЕРЕВА, ДАРУЮЩЕГО СЧАСТЬЕ
— А Я, КАЖЕТСЯ, открыл счет!.. — Ричард облизнул сухие от волнения и жары губы.
— Как же, видел! Ждешь похвалы? Ее не будет. Мы людей убили, никарагуанцев. Может быть, в прошлом они были гвардейцами Сомосы, а быть может, насильно угнанными в Гондурас крестьянами.
— Ты о чем, Дуглас?
— О чем... Вспомни, сколько раз говорили главарям контрас: «Хватит кровопролития!», звали их за стол переговоров... А они, получается, понимают только один язык — оружия.
— Но мы защищаем революцию! Так или нет?
— Так, Ричард, конечно, так. Но ты подумай, что произошло здесь, у бурых камней.
Мы — две песчинки нашего народа. И самая большая трагедия в том, что чувство достоинства, свою революцию мы защищаем, прибегая к насилию... Подумай, подумай над этим. Нас заставляют это делать! Посмотри в книгах, на страницах газет, в кино — сандинист с оружием в руках. Нас вынудили его взять. А я учителем мечтаю стать. Не с автоматом, а с книжкой в руках хочу воевать с неграмотностью...
— Компа, я не знаю тебя таким... Ты говоришь «заставляют»... Я сам просился на фронт. Из класса я один... Кто заставляет?
— Кто? — Дуглас с отчаянием махнул рукой. — Идем покажу. Один из них ранен — моя работа. А одного ты действительно отправил ждать воскрешения...
На границе бамбуковой рощи и выгоревшего участка леса отдыхала группа бойцов.
— А вот и помощники! — коротко стриженный сержант поднялся с травы. По тому, как он говорил и двигался, Ричард почувствовал, что бой еще не ушел, он еще живет в сержанте. — Оба целы — это ли не радость?! Детей и женщин мы отбили. Есть потери...
У дерева чиломате, которое за золотистую густую крону и душистую мягкую кору называют «дарующим счастье», поджав ноги, сидел широкоплечий малый — желтое, как апельсиновое желе, лицо, прямой с чуткими ноздрями нос, прикрытые ладонью глаза.