Все это не так давно происходило у меня на работе. Я вспомнил это, поскольку именно в тот момент почувствовал себя жалким пигмеем, размышляя над весьма банальным и довольно-таки нестоящим вопросом: как избавиться от тревоги. Мне было неловко, что я не участвую в дискуссии о мировых и общечеловеческих проблемах. (Когда начинаешь исследовать отдаленные причины и наиболее существенные факторы чего-либо, отдельный человек кажется совершенным ничтожеством. Из-за подобных мыслей у меня пропадало желание думать о женитьбе, а свидание с любимой девушкой теряло всякую прелесть. В этом есть и своя положительная сторона: мы немного отвлекаемся от личных забот.)
Именно в это состояние беззаботности я и попытался перенестись, открыв входную дверь и снова оказавшись на улице. Синта уже спала. Мне хотелось немного рассеяться, нырнув в глухие закоулки ночного города. Не позже чем через три дня я должен быть в Денпасаре, если вообще собираюсь попасть на похороны матушки.
Сев на бечака, я отправился к Нурме. Время, конечно, было позднее. Но что поделаешь. Может быть, это последний случай. Если события обернутся непредвиденным образом, я по крайней мере буду утешаться тем, что не упустил этого случая. И это облегчит бремя моих бесплодных сожалений.
Однако Нурмы я не застал. Ее подруги не знали, куда она подалась. Одна сказала, что Нурма не появлялась с восьми часов. Обычно она сидела рядом со своей приятельницей, торговавшей сигаретами. Я решил подождать и присел там же. Это ожидание тоже пришлось кстати. Оно позволяло мне окунуться в атмосферу, которая, должно быть, скоро станет мне недоступна. Атмосфера интимности и свободы, которую не отравляла даже вонь от сточных канав и отбросов. Сюда я обыкновенно приносил с собой те вопросы, с которыми мне было не справиться одному. Я все погружал сюда, в эту темноту, и потом оно как-то само собой распределялось по местам. И сейчас я погрузил в темную глубь свою голову, отсыревшую от пива.
Музыкантов уже не было. Джогет прекратился. Торговцев сигаретами сморил сон. Только вдоль рельсов бродили, то и дело нагибаясь к земле, сборщики окурков со своими лампочками. Да еще постукивал в деревянную колотушку продавец бакми, точно расклевывал ночную тишину. И все же эта часть города не покорилась ночи. Она бодрствовала, как, впрочем, и другие районы Джакарты. Проходили, осматриваясь по сторонам, какие-то люди, будто чего-то искали. Кто-то сидел в кофейне, поглощая табачный дым.
Неподалеку стояло несколько женщин, все еще ожидавших запоздалых сюрпризов. Точно врытые в землю, в неуверенных позах, они были похожи на шаткие столбы, подпиравшие ночной небосвод. В свете крадущейся по небу луны они, должно быть, как и я, сражались с собственным сердцем.
— Привет! — неожиданно окликнули меня, когда я закуривал третью сигарету. Рядом со мной, прикрыв очками глаза и нахлобучив шляпу, стоял мой приятель из редакции.
У него здесь тоже было постоянное прибежище, и его, видно, тоже что-то мучило. То, что я встретил его здесь, меня не удивляло. Странно только, что он пришел сюда без меня. Тем более после полуночи. Глядя на меня, он радостно улыбался, точно вдруг обрел твердую опору в жизни.
— Я так и думал, что ты здесь! — объявил он, вынимая сигареты.
И стал рассказывать:
— Понимаешь, отстал от приятеля и вот теперь скитаюсь один, как Асрул Сани[8] в поисках бога. Знал бы я, что ты здесь... Давно сидишь? Мне сегодня не повезло.
То есть мне целый день не везет. Нет, вот уже три дня.
Моему другу всегда было о чем рассказать. На этот раз он немедля принялся посвящать меня в свою внутреннюю жизнь.
— Я не перестаю себя спрашивать, сколько это будет продолжаться, — сказал он, присаживаясь рядом со мной. — Знаешь, что я сегодня делал? Читал лекцию на темы морали перед аудиторией человек в триста. Что бы они сказали, если бы застали меня в этом месте? С моими лекциями я мог бы, если б захотеть, здорово подвинуться, мне это говорил один большой человек, профессор. Понимаешь, мне, конечно, нравится мое занятие, но мне и это дело тоже по душе. Я ни того, ни другого не хочу упустить. И вот приходится маскироваться... И все это, ей-богу, я делаю сознательно. Хотя все-таки верю, что когда-нибудь этому придет конец и что мне... Постой-ка, вот за ней-то я и гоняюсь!
Он вскочил с места и побежал на ту сторону улицы, где стояла женщина в батиковом кайне.
Тем самым я получил возможность спокойно докурить свою третью сигарету. Нурма и не думала появляться. Была уже глубокая ночь. На людях я чувствовал какую-то легкость и собственную незначительность. Но вдруг пробилось ощущение обыденной реальности. Испугавшись, что меня одолеет тоска, я заговорил с продавщицей сигарет. Однако она не была расположена к болтовне. Наоборот, посоветовала мне отправляться домой.