Я прохожу сквозь сияние голубой неоновой вывески перед окном и переступаю порог. Пробиваясь через толпу, киваю Мэтту, хозяину и по совместительству бармену.
– Только что рассказал о тебе Дэниеле, – говорю я Райану Холдеру.
Он улыбается. Для преподавателя-лектора вид у него весьма изысканный и ухоженный – загорелый, в черной водолазке, растительность на лице тщательно подстрижена.
– Чертовски приятно тебя видеть. Тронут. Дорогая? – Холдер трогает голое плечо молодой женщины, сидящей на соседнем табурете. – Ты не уступишь место моему старому другу? На минутку?
Женщина послушно освобождает табурет, и я сажусь рядом с Райаном. Он подзывает бармена.
– Мы хотим самого дорогого, что есть в вашем заведении.
– Райан, не надо… это ни к чему, – пытаюсь я отказаться.
Друг хватает меня за руку.
– Сегодня пьем самое лучшее.
– Есть двадцатипятилетний «Макаллан», – говорит Мэтт.
– Двойной. На мой счет, – заказывает Холдер.
Бармен уходит, и Райан тычет мне кулаком в плечо. Сильно.
За ученого его с первого взгляда и не примешь. В студенческие годы он играл в лакросс, о чем до сих пор напоминают его широкие плечи и легкость движений прирожденного атлета.
– Как Чарли и милая Дэниела?
– Отлично.
– Надо было взять Дэниелу с собой. Я не видел ее с прошлого Рождества.
– Просила передать тебе поздравления.
– У тебя чудесная жена, но это не такая уж новость.
– Каковы шансы, что и ты в ближайшее время остепенишься?
– Почти никаких. Холостяцкая жизнь с ее немалыми преимуществами меня вполне устраивает. А ты по-прежнему преподаешь в Лейкмонт-колледж?
– Да.
– Приличное заведение. Базовый курс физики?
– Точно.
– Значит, преподаешь…
– Квантовую механику. В основном вводную часть. Ничего жутко сексуального.
Мэтт возвращается с нашими напитками. Райан берет у него стаканы и ставит мой передо мной.
– Так ты сегодня празднуешь… – начинаю я.
– Экспромт. Несколько аспирантов организовали. Больше всего им хочется напоить меня и учинить суд.
– У тебя удачный год. Я еще помню, как ты чуть не засыпался на дифференциальных уравнениях.
– И спас меня ты. Не в первый и не в последний раз.
На мгновение под уверенностью и глянцем проглядывает бестолковый студент-весельчак, с которым я полтора года делил отвратительную комнату в общежитии.
– Павиа тебе дали за…
– Идентификацию префронтального кортекса как генератора сознания.
– Точно. Конечно. Я же сам в газете читал.
– И что думаешь?
– Блеск.
Похвала ему определенно по вкусу.
– Сказать по правде, Джейсон, – говорю это без лишней скромности, – я всегда думал, что прорывную работу опубликуешь ты, – признается мой друг.
– Правда?
Холдер изучающе смотрит на меня поверх черной пластиковой оправы очков.
– Конечно. Ты умнее меня. Это все знали.
Отпиваю виски и стараюсь не показать, насколько он хорош.
– Хочу спросить… Ты сейчас кем себя считаешь – ученым-исследователем или преподавателем?
– Я…
– Потому что я, прежде всего и главным образом, считаю себя человеком, ищущим ответы на фундаментальные вопросы. Если люди, которые меня окружают… – Райан кивает в сторону прибывающих студентов, – достаточно умны, чтобы поглощать знания всего лишь за счет близости ко мне… что ж, отлично. Но передача знаний сама по себе меня не интересует. Значение имеет только наука. Исследование.
Я отмечаю в его голосе нотку раздражения или злости, и она крепнет, словно он накручивает себя, готовясь к чему-то.
– Так ты расстраиваешься из-за меня, а, Райан? – Я пытаюсь обратить все в шутку. – Тебя послушать, получается, что я едва ли не подвел тебя.
– Послушай, я преподавал в МТИ[3], в Гарварде, в Университете Джонса Хопкинса – в лучших учебных заведениях на планете. Я знаю самых больших умников по этой части, и ты, Джейсон, перевернул бы мир, если б выбрал нужную дорогу. Если б держался меня. Но вместо этого ты преподаешь базовый курс физики будущим врачам и юристам-патентоведам.
– Не всем же быть мегазвездами вроде тебя, Райан.
– Если б ты сам не поднял руки…
Допиваю виски.
– Ладно, рад, что заглянул. – Я слезаю с табурета.
– Не надо так, Джейсон. Я же в плане комплимента.
– Горжусь тобой, приятель. Серьезно.
– Джейсон…
– Спасибо за выпивку.
Выйдя из бара, иду по тротуару, и чем дальше от Райана, тем сильнее разгорается во мне злость. И я даже не уверен, на кого злюсь.
Горит лицо.
По спине течет пот.
Бездумно, вопреки запрещающему сигналу на пешеходном переходе, ступаю на проезжую часть – и тут же слышу скрип тормозов и визг трущейся о мостовую резины.