Сильный прибой вызвал явное неудовольствие наваба. Он повернулся к Моррисону.
— Сколько времени потребуется, чтобы волна успокоилась?
Моррисон пожал плечами.
— Чтобы совсем — минимум сутки. Но через три-четыре часа будет достаточно спокойно.
Я похолодел: Моррисон разговаривал на нормальном английском.
Но псевдонемецкий акцент все-таки присутствовал, и наваб ничего не заметил. Он кивнул и обратился к Хертеру:
— Вы смогли бы продержать их здесь ещё с пару часов?
Хертер сдержанно поклонился.
— Конечно, ваше превосходительство. — Он поколебался, а потом спросил: — Как ваше превосходительство желает, чтобы я поступил с ними?
«Ну, спасибо, парень, Очень хороший вопрос».
Наваб медленно обвел всех нас горящим взглядом.
— Я хотел бы видеть, чтобы их всех пристрелили, как паршивых свиней! брезгливо выкрикнул он. — Чтобы знали, как я наказываю такое предательство! Чтобы поняли, как много беспокойства они мне доставили!
Судя по всему, у него уже прошли тошнотные ощущения и он мог позволить себе выплеснуть на нас свой гнев, не опасаясь при этом уронить свое достоинство и выплеснуть себе на ноги содержимое собственного желудка.
Меня так и разбирало громко рассмеяться, но я отказал себе в этом. Наваб не зря так говорил: мы почти что одурачили его превосходительство наваба Тунгабхадры, и это было наихудшее из зол, которое мы могли причинить ему. Сами сокровища в списке наших прегрешений имели второстепенное значение.
— К сожалению, мы здесь на иностранной территории, так что нам придется обходиться с вами любезнее, чем мне того хотелось бы.
Дверца «Пьяджо» распахнулась, и появилась мисс Браун. Она заметно посвежела и пришла в себя.
— Все на месте, Али.
Это утихомирило его гнев. Он кивнул, взглянул на меня и произнес:
— Жаль, что мы не в Пакистане, командир. — Он повернулся к Хертеру. Я предоставляю вам разрешение делать с ними что вам угодно, если они будут не подчиняться вам, герр Хертер.
Хертер снова сдержанно кивнул и блекло улыбнулся, а наваб обратился к мисс Браун:
— Не пойти ли нам в деревенское кафе?
Она кивнула и тут же пошла. Наваб пошел было за ней, но остановился и посмотрел на Моррисона, а затем спросил Хертера:
— А как этот Димитриу оказался втянутым?
— Драгоценности находились в его доме, ваше превосходительство.
— Как они оказались там?
— Я не знаю, ваше превосходительство. Выяснить?
Наваб пожал плечами.
— Если хотите.
И пошел по траве вслед за мисс Браун.
Хертер отступил на пару шагов, чтобы занять удобную дистанцию, и помахал «люгером», собирая нас в кучу.
Я торопливо спросил Хертера, надеясь отвлечь его от последней мысли наваба:
— Ну а теперь мы можем закурить?
Хертер покачал головой.
— Вы не будете курить, командир.
— Ну ради Бога, — не унимался я.
— А ну спокойно!
Я пожал плечами.
— Вы могли бы разрешить женщине уйти. Она не причинит вам зла.
— Подождем.
В его глазах опять появился голодный блеск, и «люгер» нацелился мне в живот. Ему разрешили перестрелять всех нас, если он найдет нужным, и такие вещи он помнил без дополнительного напоминания.
— Прости меня за все это, Джек, — сказал Кен.
— Брось ты. При чем ты тут?
— Знаешь, я не хотел…
— Говорю тебе, брось.
— А ну спокойно там! — повторил Хертер.
Кен стал потирать свою перевязанную руку. Мы стояли и ждали. По крайней мере, мне показалось, что я сумел отвлечь внимание Хертера от Моррисона. Но я ошибался.
Внезапно из-за уходящих облаков выглянуло солнце, и мы сразу почувствовали тепло его лучей. Скалы и песок снова начали обретать яркую расцветку.
Хертер поменял свою позицию так, чтобы солнце светило ему в спину. Мы стояли тесной группой: я — крайний слева, Моррисон — крайний справа, а Хертер — в добрых футах пятнадцати от нас.
И Хертер спросил Моррисона:
— Почему драгоценности оказались в вашем доме?
Моррисон поднял на него глаза и молча пожал плечами.
— Отвечайте! — прорычал Хертер.
Моррисон не ответил.
Хертер навел пистолет на Моррисона и сделал пару шагов вперед. Жена Моррисона со страхом следила за движениями Хертера.
— Вас зовут Николаос Димитриу?
Моррисон медленно кивнул. Видно было, что он устал и потерял всякий интерес к происходящему.
Хертер нахмурился и о чем-то задумался. Я понадеялся, что это не придет ему в голову, но напрасно. И Хертер спросил-таки:
— Вы немец по рождению, nicht wahr?[17]