– Али! Клянусь всеми богами на свете – не признал. Богатым будешь! Тебя ранило?
– Нет, простудился, – язвительно пошутил сосед. – Нынче на улице прохладно, осень все-таки!
– Извини, я так растерялся, что сам не знаю, что говорю. Тебя на ТЭЦ ранило?
– На другом объекте, – уклончиво ответил контрразведчик. – Два осколка! Оба в грудь. Один совсем рядом с сердцем прошел. Но ничего, я выкарабкаюсь и воздам этим иранским собакам за их коварство.
Али Азиз достал из кармана пижамы сигарету, закурил.
– Кто-то в нашем руководстве крупно просчитался относительно потенциала иранских ВВС. Мы-то думали, что аятолла всех пилотов перевешал-перестрелял, а нет! По сто самолетов в налете участвуют. Сам убедился, что выражение «земля под ногами ходуном ходит» не красивая метафора, а физическое явление. У меня после взрыва бомбы асфальт из-под ног ушел, как будто в преисподнюю провалился. Представь: упала бомба, отменила законы гравитации, и я поднялся в воздух, как пушинка, как фантик от конфеты.
Постучавшись, вошел санитар, принес прохладную минеральную воду и вазу с фруктами. Вечером в палате установили телефон внутренней связи, сотрудник разведки в гражданской одежде привез японский транзисторный радиоприемник.
– Будем слушать вражеские голоса! – объявил Али. – Передачи Би-би-си на арабском языке рассчитаны на слабоумных. Русская служба Би-би-си правдивостью освещения событий не отличается, зато у них отличные музыкальные передачи.
– Али, стены имеют уши! Нам не влетит за вражеское радио?
– Как сотрудник Мухабарата, я имею право прослушивать информационные и аналитические передачи английского радио, а как христианин могу интересоваться западной музыкой. Я же католик, на меня строгие исламские ограничения не распространяются.
– Ты когда в последний раз в церкви был? – подколол Карташов.
– Когда крестили, – не задумываясь ответил Али. – В те славные далекие времена меня звали Альберт, так что при встрече с Создателем я скромно представлюсь «Алик». Если попаду в другое отделение рая, то буду Али. Иметь два имени очень выгодно при моей профессии: и там, и тут я свой парень, не чужак.
Утренний обход начался со скандала. Вновь прибывших больных решил осмотреть главврач госпиталя. Войдя в палату к Карташову, он принюхался, заметил пепельницу, полную окурков.
– Али, ты что себе позволяешь? – рассердился главврач. – Ты, наверное, думаешь, что здесь балаган, а не медицинское учреждение? Курить – только на улице! Еще раз запах табака учую – напишу на тебя докладную записку в штаб.
– Мне трудно ходить, а мой сосед вообще ранен в ноги. Как он сможет на улицу выйти?
– Не ешь грязь![2] – отрезал врач. – Русский инженер ранен в ягодицу, а не в ноги. Ты знаешь разницу между пятой точкой и ногой?
– Знаю, – недовольно пробурчал Али.
– Если нашему русскому другу трудно ходить, я пришлю санитара с каталкой.
– О нет, только не это! – простонал Азиз. – Лучше курить бросить, чем на каталке ездить.
После ухода главврача Али перевел Карташову суть разговора и разъяснил:
– Арабский мужчина всегда должен быть готов к сражению и любви. Сесть на каталку – значит признать свою слабость, немощность. У нас ни один дряхлый старик на каталке в публичном месте не покажется. Таков наш менталитет: или ты пышешь здоровьем, или ты уже умер.
– Я в первый раз видел, чтобы кто-то воспитывал тебя как нашкодившего мальчишку. Главврач госпиталя имеет право повышать голос на сотрудника Мухабарата?
– Задницу вместо головы он имеет, вот и ходит, порядки свои устанавливает, и ему слова поперек никто сказать не может только потому, что он родился в одном квартале с Раисом[3]. Все, кто родом из Тикрита, получили хорошие должности в партии и республиканской гвардии. У нас испокон веков так: если ты земляк уважаемого человека, то ты тоже уважаемый человек – умный, решительный, смелый. Любой батрак из Тикрита может ходить по Багдаду, задрав нос, как принц крови или министр сельского хозяйства. Тикрит нынче священное место, родина самых достойных в стране людей.
20 октября сотрудник посольства принес Льву Ивановичу письмо от жены. Прочитав его, Карташов взвыл:
– Сволочь! Воспользовалась тем, что я в госпитале лежу, и отобрала дочь!
– Вскрытие нарыва не помогло? – удивился Али.
Доведенный до отчаяния советский инженер как на духу, не скрывая ни малейших подробностей, рассказал о своих проблемах иракскому контрразведчику: начал с окурка сигареты «Стюардесса» в Свердловске, закончил выдержками из письма.