Саддам Хусейн с сочувствием посмотрел на раненого. Лев Иванович выглядел изможденным, больным. После операции он десять дней не мог лечь на спину, а на животе спать не получалось. Каждая ночь была для Карташова пыткой: ни вздохнуть полной грудью, ни заснуть.
– Народ Ирака не забудет его поступок, – сказал Хусейн.
Лев Иванович понял, что главврач и Саддам Хусейн говорят о нем, и захотел чуть-чуть, на самую малость, приоткрыть глаза и в узенькую щелочку посмотреть, как на самом деле выглядит всесильный Раис. Эльза словно предугадала его намерения и сжала раненому руку.
«Не сходи с ума! Увидит Саддам Хусейн, что ты подсматриваешь, и выжжет тебе душу».
Карташов не стал рисковать и остался лежать с закрытыми глазами. К его удивлению, раненый майор разведки президента Ирака не заинтересовал. Отдав распоряжение адъютанту, Хусейн пошел дальше по коридору – навестить раненых в других палатах. Через полчаса он покинул госпиталь, и все с облегчением вздохнули. Из палаты Карташова убрали штатив с капельницей. Цветы, декоративный столик и корзину с фруктами оставили. После ужина Али раздобыл где-то бутылку шотландского виски, предложил выпить. Лев Иванович с удовольствием согласился. Компанию им составила немка Эльза. Дружескую вечеринку Али решил провести на свежем воздухе на лоджии. В Багдаде в этот вечер было спокойно, налетов вражеской авиации не ожидалось. Мужчины вынесли на лоджию табуреты и столик, фрукты переложили в вазу. Цветы подарили немке. Эльза села рядом с Карташовым. После нескольких рюмок виски Карташов понял, как его супруга преодолела языковый барьер. В ночной темноте Лев молча обнял женщину, вдохнул дурманящий запах ее волос и почувствовал себя счастливым человеком, у которого все еще впереди. Эльза, несколько лет назад завербованная Азизом, ухаживания раненого инженера восприняла благосклонно. К концу вечеринки Али вышел с лоджии. Лев Иванович не стал терять времени даром, обнял женщину, страстно поцеловал. Эльза поцеловала его в ответ изысканно, по-французски.
– Мы еще увидимся? – прошептал Карташов.
– Не знаю, – одними губами ответила немка и выскользнула из палаты.
Ночью, поняв, что сосед не спит, захмелевший от виски и женской ласки Карташов разоткровенничался и поведал Азизу о проблеме, которая мучила его в последние дни:
– Али, у меня пропала потенция.
– Это временно, – заверил сосед. – Ранение, потеря крови, стресс, больничная еда. Твой организм сейчас настроился на выздоровление и отодвинул секс на второе место. Как только ты выйдешь из госпиталя, все восстановится. У тебя есть на примете женщина, которая одарит тебя любовью? Нет? Я помогу.
Первого декабря, за день до выписки Карташова, личный представитель президента Ирака принес Льву Ивановичу небольшой портрет Саддама Хусейна в маршальской форме. Перьевой ручкой невыцветающими чернилами вождь иракского народа лично подписал фотографию – «Рафику Л. Карташову» – и поставил размашистую подпись. Посмотреть на портрет пришли начальник охраны госпиталя и главврач.
– На мой глаз![4] – воскликнул главврач. – Я никогда не видел подписи Раиса. Гордись, Лев! Раис оказал тебе небывалую почесть. Теперь ты навек друг иракского народа.
Азиз, взглянув на портрет, почувствовал себя обворованным. Он проделал большую работу, продумал блестящую комбинацию по вербовке советского инженера, и все пошло прахом! Все усилия коту под хвост. Портрет сам по себе означал неприкосновенность Карташова, но у Али был шанс продолжить оперативную разработку – обратиться к главе Мухабарата и попросить санкцию на вербовку. Слово «рафик» запрещало даже думать об этом. «Рафик» с арабского языка переводится как «товарищ». Во времена правления Саддама Хусейна это слово приобрело более узкий смысл. «Рафик» стало означать «товарищ по партии», «соратник по борьбе». Вербовать человека, которого Раис назвал своим товарищем, было безумием, вмешательством в личные дела иракского диктатора. Саддам Хусейн за неосторожное слово мог отправить любого генерала в темницу, а мог и казнить как изменника и врага революции. Майора разведки за попытку вербовки близкого к Саддаму Хусейну человека расстреляли бы без суда и следствия.
– Али, почему портрет такой тяжелый? – спросил Карташов.
– Рамка для фотографии изготовлена из золота 999-й пробы.
Оставив советского инженера рассматривать подарок, Азиз пошел к главврачу госпиталя.