Разводным...
(разменяли:)
Нас рублем, с тобой, неразменным! |
Рублем сказочным неразменным |
Ах, рублем, с тобой, разменяли |
Ах, мостом, с тобой, развели
Разводным...
«Расстояние: версты, мили...» — 24-го марта 1925 г.
Любопытна судьба этих стихов: от меня — к Борису, о Борисе и мне. Часто, и даже годы спустя, мне приходилось слышать: «Самые замечательные во всей книге», узнавать, что эти стихи — чьи-то любимые: гвоздь в доску и перст в рану. Оказывается, они большинством были поняты, как о нас (здесь) и тех (там), о нас и России, о нас вне России, без России
(По просторам земных широт
Рассовали нас как сирот...)
И теперь, перечитывая: всё, каждая строчка совпадает, особенно:
Разбили нас — как колоду карт!
Строка, за выразительностью, тогда мною оставленная, но с огорчительным сознанием несоответствия образа: двух нельзя разбить как колоду, колода — множество, даже зрительно: карты летят!
Даже мое, самое личное, единоличное:
Который уж, ну — который март?
(Месяц того потока стихов к Борису) март — почти что пароль нашего с Б<орисом> заговора — даже этот март оказался общим, всеобщим («Которую весну здесь сидим и сколько еще??»)
Редкий, редчайший случай расширения читателем писательского образа, обобщения, даже увечнения частности.
Ни о какой эмиграции и России, пиша, не думала. Ни секунды. Думала о себе и о Борисе. — И вот —
Запись:
Милые! А может быть я так много занимаюсь собой потому что никто из вас мною не занялся достаточно?
Записи (24-го марта)
Брови — в угрозу
— Слово, точно слетевшее с змеиных уст Вольтера. Общее в разрезе губ: щель, а сквозь щель — свист.
(Гейне?)
Мальчиков нужно баловать, — им может быть на войну придется.
Аул — аул!..
Тайное, как рот
Княже! Друже!
— Но лица моего не забудь!
— Я его никогда не знал.
Русской ржи от меня поклон — 26-го марта
(Последний стих «После России»)
Краской ли? кожей ли?
Запахи ожили!
Тайная исповедь:
Запахи рыскают
Ищут щелей...
Оперение, оветвление деревьев...
(не стих)
Откровенное как черновик
Черновика откровеннее
Сокровенней рта
Аля (о Георгии) — Теперь я ему молочная сестра! (допивает остатки «ишки»)
Если кто-нибудь черезмерно восхваляет Вам свою ненаписанную вещь — не возмущайтесь: это замысел. Каждая мать вправе надеяться, что родит — гения. Жалка и отталкивающа только переоценка данного. Материнская (вернее отцовская) слепость на сбывшееся (несбывшееся). Но ребенок растет и может вырасти. Рукопись же <пропуск одного слова > — раз навсегда.
Замысел автору предстает всегда как исполненный Гёте. Автор еще не успел столкнуться со своей несостоятельностью. Первая строка докажет — несостоятельность каждого замысла в нетех руках.
В моем лице Вы столкнулись с Романтизмом всерьез: непродажным, т. е. платным.
Ибо: что не продаешь — за то платишь (платишься!). Всю жизнь плачý (плачусь!).
Не дитя укачиваю...
Думу — убаюкиваю
Не дитя укачиваю —
— утихомириваю...
Занавешенная шалью —
Как печалью
«Пока не требует поэта
К священной жертве...» [147]
— А меня — всегда тербует! И я всегда погружена! (в заботы мелочного света). И не малодушно (гениальное слово!), а — великодушно: п. ч. мне ничего не нужно (из сует).
Шахматная партия страстей...
(Строка во сне)
...Отдай я Вас на людской суд — Вас бы люди разорвали. А я, как видите, Вас даже иногда во сне вижу...
Если Вы щадите себя (свою душу) Вы — презренны. Если мою — Вы просто меня не поняли.
Пес видит — будку
Цыган — судьбу
(Гаммельн: Сны)
— — — всей колоды
Карта — прóигрышнéйшая!
Аля: 3-го апреля 1925 г.
— М.! Две вещи разные и равнó-ужасные: икона — зеркало.
(Я:) Икона — око. Если не око — картина.
Каждый день — в новой шали,
Каждый день — в новой лжи... |
— в старой лжи |
(Очевидно вяжу ту голубую шаль, к<отор>ую потом из-за единственной ошибки, никому не заметной, не вынеся сознания несовершенства подарила Кате Рейтлингер. 1933 г.)
(Всё это, то-то и то-то)
...Позади, как детские прозвища...
Паровоз похож на Петра. Царь-рабочий. Паровоз — бунт в шорах, взрыв в латах. Движется и движет, п. ч. взрывается.
Паровоз ожидаем: сигналы, флажки. Ограничен и предначертан: рельсы. Позади — порядок. Паровоз — законен, автомобиль — весь — произволен. Под поезд — бросаются. Автомобиль — переезжает. (Слепой дурак.)
Европа собирает остатки древности, как стареющая женщина остатки красоты. В обоих случаях — музей. (Если не морг.)
Пыль, пригвожденная дождем
(прогвожденная?)
— Tu l’as voulu, Georges Dandin! [148]
— И странных же вещей я «хотела»!
Записи:
Недоступный как горизонт.
(недоступить!)
70-летняя старуха, крадущая для 14-летней внучки — пудру. (Быль.) Какая сила женского сочувствия!
А особенное — в подвалах:
Неособенен — особняк!
Запись:
В Вербное воскресение (чешская Пасха) 12-го апреля Мурзик весил 5 кило 5 гр. (На наши деньги 121/2 ф<унтов> с хвостиком. 21/2 мес. Ест «ишку».)
...Швейцар с булавою,
А я с головою:
Сквозь стену пройду!
Запись (16-го апреля, Страстной Четверг) У меня с каждым евреем — тайный договор, заключаемый первым взглядом.
Ограниченным может быть только бездушный. Душа — безгранична, и акт (факт) ее — снятие всех границ. (А умственных? Додумать. 1933 г.)
148
«Ты этого хотел, Жорж Данден!» (фр.) Слова Жоржа Дандена, героя комедии Мольера «Жорж Данден, или Одураченный муж».