Однако пока ничего странного не наблюдалось. Первый зал, который встретился на пути сразу по завершении спуска, оказался богато украшенным церемониальным помещением.
Под капителью курилось дымком отверстие, замаскированное под огромную, в два обхвата, голову зеленого дракона. От десятка колонн вдоль стен тянулись к голове шелковые ленты, раскрашенные в цвета радуги. За первым залом последовал еще почти десяток похожих, а регент вел их все дальше и дальше.
Ни на миг профессор не забывал, что находится в Тибете – стране его мечты. Но мысль об этом ощущалась не остро, а как-то отстранённо. Гораздо сильнее волновала таинственная цель Эрнста Шеффера, каковая, очевидно, находилась впереди. И эта цель волновала Германа совсем не как учёного, но как разведчика.
Квотухту нарочно громко топал. И Герман не мог сообразить – зачем? Чтобы предупредить ожидающих впереди, или чтобы заглушить шаги идущих следом?
Тьма, раздвигаемая ничтожным светом факела, разверзлась, когда вошли в зал Учителей, по стенам которого горели сотни масляных светильников.
Вдоль стен, на десятки метров впереди, подобрав под себя ноги, сидели ламы в балахонах разных цветов. Были здесь желтые и красные ламы, коричневые и чёрные, но ни одного зелёного. Свет от факелов на стенах играл на блестящих поверхностях золотых масок, коими прикрывались лица всех сидящих.
– Откуда столько мертвецов? – понизив голос до шепота, спросил Шеффер.
– Считается, что они живые, Эрнст, – ответил Крыжановский. – О том есть множество письменных свидетельств. Это – состояние длительной медитации, которая может продолжаться как угодно долго. Главное, чтобы с телом ничего не случилось, пока хозяин отсутствует.
Квотухту подвел их к человеку, замершему в невообразимой позе – сидя на подогнутых пальцах левой ноги. Регент поклонился и грустно произнёс:
– Времена меняются, Учитель. Сегодня древняя сила не может защитить нашу страну. Я должен поменять древнюю силу на новую, ту, что стоит за теми людьми, которых я привёл с собой.
Герман разглядывал неподвижную фигуру.
На человеке – ярко-красная рубаха, на коленях лежит прямоугольный кусок ткани с широкой каймой, который называется панкеб. На груди – костяные бусы, выполненные в форме танцующих божеств. В узор одежды мягко вплетены скалящиеся черепа и языки пламени. Сквозь прорези в золотой маске смотрят остекленевшие глаза. Черная шляпа – шанаг – делает ламу похожим на летучую мышь.
– Нам сюда! – пригласил Квотухту.
– Кто это был? – спросил Крыжановский.
– О многих тут ты слышал, о ком-то читал. Только что нам имена? – ответил Квотухту. – Не нужно вопросов, идти осталось недалеко.
Вскоре регент привёл их в большой зал со стенами, крашенными бронзовой краской, и объявил:
– Мы на месте.
В центре зала находилась сидячая статуя. Изваяние походило на человека, даже походило сверх меры. Но то был не человек.
– Кто это? – спросил Шеффер. – Или по-прежнему никаких имён?
– Это Шуддходана[95]! – вместо регента ответил Крыжановский. – Отец Будды.
– Да, это Шуддходана! – подтвердил Квотухту.
– Ну, что ж! Полагаю, это то, ради чего мы пришли? – Эрнст Шеффер указал на лежащую у ног статуи пыльную стопку продолговатых листов, снизу и сверху придавленную деревянными пластинами переплёта.
Книга как две капли воды походила на ту, что привёз когда-то из Тибета Яков Блюмкин.
Квотухту нагнулся, взял книгу и передал Шефферу.
«Путь в Шамбалу», – прочитал Герман.
Да, дружище, – весело объявил Эрнст Шеффер. – Я иду в Шамбалу. Это и есть главная цель экспедиции. Полагаю, ты не откажешься составить мне компанию?
Глава 8
Легенда об экспедиции Эрнста Шеффера
16 мая – 12 июня 1939 года. Лхаса.
Обретённая книга заставила Крыжановского буквально прирасти к столу в доме господина Калзана. Теперь, в отличие от прочих участников «немецкого десанта», профессор выходил из комнаты буквально лишь для приёма пищи и по нужде. Про прогулки и говорить нечего. Какие могут быть моционы, когда на столе, рядом с исписанными блокнотными листами, словно птицы перед полётом, замерли страницы легендарного тибетского трактата!
Общался учёный в основном с Евой – лишь она одна могла отвлечь от работы. Девушка приходила каждый день точно в семь вечера и развлекала Германа рассказами о новых чудачествах разошедшегося от вседозволенности Бруно Беггера, об осадном положении, в котором оказались жители столицы, ибо антрополог, обмерив, наверное, всю тибетскую армию, теперь «охотился» за черепами гражданского населения. Горожане опасались появляться на улице. Беггера и помогающих ему эсэсовцев прозвали шидэ – вредными духами. Видно, зря бонцы кормили Беггера тормой – изгнать из неистового учёного злых духов не вышло.