― Сначала с некоторым подозрением. Нашлись, наговорили, мол, не мог молодой человек написать такое произведение, это компиляция из Тарасова. Был такой бытописатель… […] И всё-таки, на мой взгляд, он (Горький. ― Б.-С.) умер с ощущением неполного понимания феномена Шолохова»[13].
Почему вырвался у Л. Беляевой нечаянный вопрос, ясно: слишком много и часто говорилось, что Горький знал правду о романе и Шолохове. Толкового ответа на свой вопрос журналистка, конечно, не получила. Зато мы получили сведения о возможном авторе «Тихого Дона», причем сведения о возможном авторе «Тихого Дона», причем сведения, исходящие из ближайшего окружения А. М. Горького.
Имя Тарасова в числе возможных кандидатур на авторство романа никогда ещё не называлось. Уже одно это заставляет нас отнестись к словам И. С. Шкапы со всем вниманием.
Итак, что же мы узнали? Предполагалось (не сказано кем), что роман «Тихий Дон» ― компиляция из произведений (или одного произведения?) писателя Тарасова, про которого сказано, что он был бытописателем. На последнем обстоятельстве И. С. Шкапа останавливается особо (отвечая, быть может, на вопрос Л. Беляевой?), из чего, в свою очередь, следует, что Тарасов ― личность не особенно известная.
Скажем больше: совсем неизвестная. Все наши поиски привели лишь к обнаружению Тарасова Евгения Михайловича (1882 ― 1943), который, однако, никакой не бытописатель, а поэт, автор стихотворения «Смолкли залпы запоздалые…» (1906)[14].
Впрочем, нельзя исключать, что Шкапа имел в виду не простого Тарасова, а какого-то особенного…
Такой непростой Тарасов, действительно, имелся ― Александр Игнатьевич Тарасов-Родионов. В своё время, если Шкапа имел в виду данного Тарасова, объяснять, кто он такой, нужды не было, напротив, многие были бы рады о нём не знать…
А. И. Тарасов-Родионов родился в Астрахани, в семье землемера, в 1885 году и окончил юридический факультет Казанского университета в 1908-м. При этом ему удавалось совмещать учебу с пребыванием в рядах РСДРП (с 1905 года). В марте 1917-го его посылали в Царское Село проверить, как содержат под стражей свергнутого монарха. Дальше дворцовой кухни Тарасова-Родионова, правда, не пустили, однако кухней он остался весьма доволен[15]. После Октября Тарасов-Родионов вступил на военную стезю, дослужился до командарма, а затем с 1921 по 1924 г. работал следователем в Верховном трибунале. На этот раз он совмещал трибунал с литературой и в 1922 году опубликовал в журнале «Молодая гвардия» нашумевшую повесть «Шоколад». В повести рассказывалось, как одному чекисту контрреволюционная буржуазия подарила несколько плиток шоколада. Получателя шоколадной взятки судит трибунал. Судьи и подсудимый приходят к единогласному мнению, что выхода нет, и героя придётся расстрелять. Что и происходит. Автор полностью солидарен со своими персонажами. В 1927 ― 1930 годах Тарасов-Родионов публикует ещё две книги, обе о революции: «Февраль» и «Июль». Эти книги выполнены в виде мемуаров. Кроме того, Тарасов-Родионов работал ещё в критическом жанре. Самая известная его статья «Классическое» и классовое» (журнал «На посту», 1923, № 1) направлена против «воронщины» (то есть А. К. Воронского). В 1938 году писателя Тарасова-Родионова посадили и расстреляли, а в 1956-м реабилитировали. Вот и всё о Тарасове-Родионове.
Есть, правда, одна деталь: со вступлением А. И. Тарасова-Родионова на пост главного редактора Госиздата, надолго прекратилась публикация выходивших в этом издательстве брошюрок с рассказами М. Шолохова. При этом в личном письме (от 21 июня 1927 г.; ЦГАЛИ, ф.613, оп. 7, ед. хр. 431, л. 4) Тарасов-Родионов уверял Шолохова в «дружеском содействии», однако в это же самое время, выкинул из 9 рассказов шолоховского сборничка «О Колчаке, крапиве и прочем» (М. ― Л., Госиздат, 1927) сначала 4 рассказа, а потом ещё один[16]. Вот она ― личная, документально подтвержденная связь Тарасова-Родионова с Шолоховым. Смутные указания Шкапы обретают наконец какую-то определённость.
Но одно обстоятельство портит всю картину ― бытописательство. Во многом можно упрекнуть Тарасова-Родионова ― в литературной неопытности, в надуманности фабул, в идеологической непримиримости… Но ярлык бытописателя ему никто ещё не отваживался прилепить. Никакого быта Тарасов-Родионов не описывал и описывать не умел. Не говоря уже о том, что вряд ли влиятельный в 20-е годы Тарасов-Родионов позволил бы юному наглецу из провинции безнаказанно раскулачивать свои произведения, добавим последний штрих: Тарасов-Родионов никогда не писал о казаках.
13
Беляева Лилия. «Готов ручаться за него головой…» ― Литературная газета, 1988, № 47 (23 ноября), с. 5.
14
«От Евгения Тарасова мы были вправе ждать хороших стихов, несмотря на то, что первая его книжка была совсем слаба. […] На днях вышла вторая книжка его стихов ― «Земные дали» (издание «Шиповника»). Боже мой, какая возмутительно лишняя, слабая и бездарная книга!» ― А. А. Блок «Литературные итоги 1907 года» (Собр. соч. в 8-ми томах, т. 5, М. ― Л., 1962, с. 229).
15
Мстиславский С. Пять дней, Начало и конец Февральской революции. (Изд. 2-е). Берлин ― Пб. ― М. Изд-во З. И. Гржебина, 1922, с. 104 ― 105.
16
Гура В. Вечно живое слово (Новые материалы о Шолохове). ― Вопросы литературы, 1965, № 4, с. 16 ― 17.