Мои волосы встают дыбом. Я не терплю жестокости по отношению к детям, животным и старикам (понимаю, что из моих уст это звучит весьма странно). Подхожу к окну, чтобы лучше разглядеть комнату за окном.
— Ты уверена, что не ошиблась?
— Совершенно уверена! Так все и было.
— Видела своими глазами?
Мэгги колеблется долю секунды — слишком долго, на мой взгляд.
— Я еще не выжила из ума, несмотря на то, что ты всем про меня болтаешь, — бросает она. Похоже, мои слова ее задели. — Малышка просидела одна в запертой комнате всю ночь до сегодняшнего утра. С ней плохо обращаются.
Мэгги перехватывает мой взгляд. Нам обеим очевидно сходство между ситуациями, в которых оказалась она и эта бедная девочка. Разница лишь в том, что ребенок ничем не мог заслужить подобного обращения.
— Ты видела ее сегодня вечером? — спрашиваю я.
— Мать снова заперла ее примерно час назад. Потом пришел отец и выпустил. Мы должны что-то сделать, Нина.
Если Мэгги не врет, тогда действительно надо действовать: нельзя, чтобы ребенок страдал. Но вдруг она ошибается? Или обманывает, надеясь сбежать каким-то хитрым способом? Неужели она способна играть на таких святых чувствах?
— Сейчас вернусь, — говорю я и ухожу, однако задерживаюсь у двери в поисках знака, что это лишь спектакль, разыгранный с целью обмануть меня.
Мэгги стоит, приклеившись к стеклу, и не обращает на меня никакого внимания. Похоже, говорит правду. По крайней мере, мне очень хочется ей верить.
Возвращаюсь с подносом, где стоит ужин на двоих. Мы садимся бок о бок на пуфик, ставим тарелки на колени, едим картофельное пюре с колбасками и наблюдаем за окном через дорогу. О неудавшейся попытке побега молчим.
Мы никогда раньше не ели с ней вместе в спальне. Мэгги берет с подноса металлический нож, чтобы разрезать колбаску, и в ту же секунду мы обе понимаем, какую оплошность я допустила. Злюсь на себя — всего несколько минут назад думала про бдительность, а теперь фактически собственными руками протянула ей оружие. Она поворачивает нож и передает его мне рукояткой вперед.
— Всё в порядке, — отвечаю я, и она продолжает, как ни в чем не бывало:
— Вкусные колбаски. С чем они?
— На них была скидка. С перцем чили.
— Чили? Надо же… Ты в детстве обожала пюре с колбасками.
— Да, праздник для желудка.
— А мое любимое блюдо — ростбиф, йоркширские пудинги[18] и жареная картошка.
— Никогда не умела готовить эти пудинги, как ты.
— Весь секрет в том, какова температура в духовке. Если выставить слишком высокую, они не поднимутся. Алистеру они тоже никогда не удавались, готовил он плохо.
Упоминание папы немало меня удивляет, а то, как невзначай она это делает, будто мы постоянно о нем говорим, вообще вгоняет меня в ступор. В одном Мэгги остается верна себе: никогда не называет его «твой отец», словно лишая его тем самым родительских прав.
— Неправда, — возражаю я. — По выходным он всегда готовил. И я ему помогала.
— Да, готовил. Но знаешь, как говорят, пекарь — не повар. Мучное и десерты он пек отменно, а вот насчет всего остального… Помнишь, когда я заболела опоясывающим лишаем, он готовил обед и засунул рыбные палочки в микроволновку на пятнадцать минут? Есть их было невозможно.
Это воспоминание вызывает у меня улыбку.
— Значит, я в него. Помнишь, какой овощной суп я приготовила на уроке домоводства? Ты положила мне баночку со специями среди остальных ингредиентов, и я, не долго думая, ухнула всю ее в кастрюлю.
Мэгги смеется.
— Ты принесла суп домой и угостила нас. Честно говоря, непросто было держать лицо, когда от одной ложки пар пошел из ушей!
Я ощущаю острую потребность снова задать ей самый важный вопрос, на который она мне ни разу не ответила. До сих пор не знаю правды о своем отце. И уже собираюсь открыть рот, чтобы спросить, однако передумываю. Так привыкла испытывать к ней неприязнь, что прекращение боевых действий просто застигло меня врасплох. И я не могу не ценить его.
— Вот, опять! — кричит Мэгги, возвращая меня к реальности.
Бросаюсь к окну.
— Ты видела? Она снова ударила девочку!
Я была слишком поглощена своими мыслями, чтобы вовремя заметить происходящее, но теперь, глядя через дорогу, узнаю привычную картину — противостояние между матерью и ребенком. Внимательно наблюдаю, ожидая очередного акта насилия, однако вижу просто ссору. Действительно ли Мэгги стала свидетелем того, о чем говорит? Могу ли я верить ей на слово?
— Мы должны помочь, — заявляет Мэгги. — Надо вызвать полицию.