Ринри чистил имбирь, Хара – креветки, Маса только что кончил шинковать капусту. Я сопоставила эти факты с прибытием хиросимского соуса и вскричала, перебив Эйми посреди разглагольствований про Портленд:
– Мы будем есть окономияки!
– Вы знаете? – удивился хозяин дома.
– Я это обожала, когда жила в Кансае!
– Вы жили в Кансае? – спросил Хара.
Значит, Ринри ему не сказал. Да и понял ли он хоть слово из того, что я ему сообщила на первом занятии? Тут я, наоборот, порадовалась, что милостью Эйми мы говорим по-английски, и рассказала о своем японском детстве с волнением в голосе.
– У вас есть японское гражданство? – спросил Маса.
– Нет. Для этого недостаточно родиться в Японии. В мире мало стран, чье гражданство так же сложно получить, как японское.
– Зато вы можете получить американское, – заметила Эйми.
Чтобы ничего не ляпнуть, я быстро сменила тему:
– Давайте я вам помогу. Где яйца?
– О нет, прошу вас, вы моя гостья, – сказал Хара, – садитесь и играйте.
Я огляделась в поисках какой-нибудь игры. Безрезультатно. Эйми заметила мою растерянность и засмеялась.
– Asobu, – сказала она.
– Ну да, asobu, to play[3], я знаю, – ответила я.
– Нет, вы не знаете. Глагол asobu значит не совсем то же самое, что to play. У японцев все, что вы делаете, когда не работаете, называется asobu.
Так вот в чем дело. Я взбесилась, оттого что узнала это от уроженки Портленда, и пустилась в языковедческие рассуждения, чтобы ее уесть.
– I see[4]. Значит, это соответствует понятию otium[5] в латыни.
– В латыни? – в ужасе переспросила Эйми.
Смакуя ее реакцию, я провела сравнение с древнегреческим и, не щадя ее, перечислила все близкие индоевропейские корни. Будет знать, что такое филология, патриотка Портленда.
Доведя ее до одурения, я замолчала и принялась играть в стиле Страны восходящего солнца. Я созерцала приготовление теста, потом процесс выпекания окономияки. Запах капусты, креветок и имбиря, жарившихся вместе, отбросил меня на шестнадцать лет назад, в те времена, когда моя ласковая няня Нисиё-сан готовила для меня это божественное лакомство, которого я с тех пор ни разу не ела.
Квартирка Хары была такая крохотная, что ни одна мелочь не могла ускользнуть от глаз. Ринри вскрыл хиросимский соус, как показано на упаковке, и поставил его в центр низенького стола.
– What’s this?[6] – простонала Эйми.
Я схватила пакет и с ностальгической жадностью вдохнула запах японской сливы, уксуса, сакэ и сои. Я была похожа на наркоманку.
Когда я получила тарелку с окономияки, с меня мгновенно слетел весь лоск цивилизации, я полила волшебную лепешку соусом и, не дожидаясь никого, набросилась на угощение.
Ни один японский ресторан в мире не предлагает это народное блюдо, такое пронзительно-трогательное, такое незамысловатое и в то же время изысканное, такое вроде бы простецкое и вместе с тем изощренное. Мне снова было пять лет, я еще держалась за юбки Нисиё-сан. Я стонала, повизгивала, сердце у меня щемило, а язык блаженствовал. Я поглощала окономияки, устремив взор вдаль, издавая хрипы вожделения.
Доев, я увидела, что все смотрят на меня в вежливом смущении.
– В каждой стране свои правила поведения за столом, – пробормотала я. – Сейчас вы познакомились с бельгийскими.
– Oh my God![7] – воскликнула Эйми.
Она-то была в состоянии говорить. Что бы она ни ела, у нее был такой вид, будто она жует жвачку.
Реакция Хары понравилась мне куда больше: он поспешил приготовить мне еще окономияки.
Мы пили пиво «Кирин». Я принесла «Шиме», но оно не сочеталось с хиросимским соусом. Азиатское ячменное пиво в таких случаях – идеальный напиток.
Не знаю, о чем они говорили. Еда слишком занимала меня. Я переживала приключение памяти такой невероятной глубины, что не стоило и надеяться с кем-то его разделить.
Сквозь туман захвативших меня ощущений помню только, что Эйми после еды предложила сыграть в Pictionary[8], и мы принялись играть в западном понимании этого слова. Очень скоро она пожалела о своем предложении: японцы гораздо сильнее нас, когда нужно изобразить абстрактное понятие. Игра шла, по сути, между тремя японцами, пока я в экстазе переваривала окономияки, а американка проигрывала, крича от ярости. Ей на руку было мое участие, так как я рисовала еще хуже, чем она. Каждый раз, когда наступала моя очередь, я изображала на бумаге нечто, напоминающее картошку.
8
Игра, где участники должны нарисовать предмет или понятие, обозначенное на доставшейся им карточке.