— Хорошо. А она не спутала ее с Мамен?
— Нет. — За белым облачком сигаретного дыма нос Алисии выглядел каким-то бесформенным. — По всей видимости, женщина с рыжими волосами сказала, что ее зовут Марисой. Кроме того, это и не могла быть Мамен, потому что Мамен незадолго перед тем звонила мне из Барселоны и сообщила, что пробудет там около недели. А потом, скажи: какого черта Мамен представляться Марисой?
— Ну, кто ее знает. — Эта головоломка с перепутанными персонажами начала утомлять Эстебана. — Скорее всего, Мариса возвращалась откуда-то, куда ходила, изменив внешность, потому и нацепила рыжий парик. Или это была не Мариса — и не Мамен, — а какая-то Третья Женщина. Или старуха просто-напросто наврала тебе, чтобы посмотреть на твою реакцию. Тайны личностной идентификации, девочка.
Они взяли свои чашки с кофе и двинулись в гостиную, где Эстебан стал перебирать диски и выбрал Чарли Паркера, которого тут же и поставил. Укачиваемый тропическими ритмами, Паркер — в компании с Майлсом Дэвисом — проводил ночь в Тунисе: Эстебан со своего места смотрел на привольно раскинувшиеся в горшках конибры, но на самом деле видел площади, мечети, пустыни, укрощенные бледным светом луны. К удивлению Алисии, которая с каждым глотком сбрасывала с себя сонливость, сосед сверху не выказал недовольства осторожными блужданиями саксофона по Магребу и вытерпел аж до высот «Lover Man» и только тогда счел себя обязанным известить о своем присутствии при помощи ударов в пол.
— А это еще что? — спросил Эстебан, глядя на потолок.
— Новые жильцы. — Алисия допивала кофе и чувствовала себя гораздо лучше. — Они испытывают неодолимую потребность показать, что и они слышат музыку.
— Беда в том, что нынешние квартиры сделаны из бумажных плит.
Рука Эстебана раздвинула волосы Алисии, скользнула по ним вниз, поиграла прядями, убранными за уши. Пальцы робко притормозили на щеке, в неуклюжей — из боязни совершить бестактность — попытке ласки; нерешительные подушечки пальцев не отваживались показать всю теплоту своих чувств. Прикосновение чужих пальцев словно освободило душу Алисии от черного груза, но в то же время заставило вспомнить другую руку, столько раз пробегавшую тем же путем, — руку покойного, не нашедшего упокоения, который следил за ней отовсюду и готов был пресечь любую ее попытку сделать свободный выбор. Стараясь не обидеть Эстебана, она отвела лицо и при этом слегка вздрогнула от острого чувства отвращения. Но он заметил это и мягко убрал руку — схватился за сигарету, потом взял чашку, где остался лишь коричневый кружок на дне. Он считал себя обязанным поддержать разговор на любую тему.
— Знаешь, где я был сегодня утром?
— Где?
— У тебя в библиотеке. Твой коллега, тот, что в очках, ничего не слышал об отпуске и ждал тебя, чтобы приняться за какой-то там каталог. Но ты даже представить себе не можешь, что я откопал.
— Давай, я горю от нетерпения. — Алисия раздавила окурок в пепельнице.
— Наш друг Фельтринелли, — сказал Эстебан после паузы, — прожил довольно бурную жизнь. И, мягко говоря, отнюдь не был ангелом.
— Да что ты!
Студенистая вялость клонила Алисию к дивану, и ей стали совершенно безразличны любые открытия Эстебана, словно тема разговора сделалась для нее далекой и чужой, как жизнь постороннего человека. Она и сама не могла понять, почему это вдруг и Фельтринелли, и город, и ангел казались ей пройденной главой, уже расторгнутым с самой собой договором — так ставят обратно на полку книгу, так свет, вспыхнувший в зале, извещает о конце фильма… Кто знает, может, она устала от дурацкого кроссворда, который хорош для того, чтобы развеять скуку в выходной день, но ради которого никто не станет откладывать важные повседневные дела. В данный момент ей хотелось погасить свет, рухнуть на диван и спать, спать… Пористый туман мешал думать и мягко приглашал отрешиться от всего ради сна.
— Раз уж я попал в библиотеку, — продолжал Эстебан, — я заглянул еще кое-куда.
Спать, беззвучно повторила Алисия. И тут она с любопытством припомнила, что тот, другой, город минувшей ночью начал словно разжижаться, размываться и мутнеть, как отражение в пруду, которое нарушает брошенный в воду камень. Она только теперь поняла, что в прошлую ночь город со всеми его строениями показался ей особенно зыбким и тусклым, он стал напоминать потрескавшиеся картины и образы памяти, когда ты пытаешься восстановить совсем далекое прошлое. Город начал терять плотность, вяло отодвигался в бесполезный и непроницаемый мрак — туда, где не было проспектов, топота башмаков и мужчин с усами. И Алисия не знала, радоваться этому или нет.
— И кое-что мне удалось узнать. — Эстебан водил пальцами по краю пепельницы. — Книга Фельтринелли фигурирует в библиографическом справочнике «Revue de dix-huitième siècle»[17], где упоминаются по крайней мере два издания — при этом ни одно не датировано, но их можно отнести к периоду между тысяча семьсот сороковым и сорок пятым годами. О месте издания также мало что известно — может, Флоренция, а может, и Рим. Затем я обратился к «Biobibliographia» Кестлера и обнаружил, что книга значится и там, в томе двадцать четыре, где также есть краткая биографическая справка о Фельтринелли.
— И кем он был? — Алисия с трудом различала Эстебана сквозь упавшую на лицо завесу волос.
— Он родился в Кремоне, земле скрипок, — Эстебан достал лист бумаги из кармана брюк, — в тысяча шестьсот девяносто восьмом году, а умер в Венеции, на висилице, в тысяча семьсот пятьдесят девятом. Фельтринелли — не настоящая его фамилия, его звали Андреа Месауро.
— На виселице? Он был преступником?
— Хуже чем преступником. Его осудили за святотатство, содомию, клятвопреступление и дьяволопоклонство. Согласно скудной справке Кестлера, он начал церковную карьеру в своем родном городе и достиг должности папского нунция сперва в Риме, потом в Париже. Французским периодом и датируются первые обвинения: ходили слухи, что он похищал мальчиков, насиловал их, а потом обезглавливал. Ему не нравилось сидеть на одном месте: список городов, где он побывал, достоин витрины туристического агентства: Венеция, Милан, Зальцбург, Вена, Штутгарт, Прага, Мец, а также Мадрид. Где-то году в пятьдесят третьем он оказался в Лиссабоне и там познакомился с человеком, которому посвящена эта книга — с Игнасио да Алпиарсой, золотых дел мастером и литейщиком, в ту пору работавшим при дворе короля Жозе Первого.
Он выполнял титанический королевский заказ: ему было поручено сделать огромные статуи всех патриархов израильских для украшения базилики монастыря в Мафре. Но он успел сделать лишь две. Что и понятно, ведь каждая статуя должна была быть высотой в десять метров, а патриархов, как известно, — почти целая дюжина.
— Ладно. Мы ведь говорили о Фельтринелли.
— Так вот, что касается Фельтринелли. — Казалось, Эстебан гоняется за собственными мыслями, как за бабочками. — Некоторое время он прожил в Сицилии, где отказался от служения Богу, взял имя Фельтринелли и где, видимо, написал свой единственный труд «Mysterium topographicum». В Неаполе он посетил дом Джордано Бруно, чье имя в те времена было синонимом еретика и почти что Антихриста. Когда он возвращался на север, на австрийской границе его арестовали и передали в руки венецианской инквизиции. Процесс был подозрительно поспешным; по велению властей после казни труп обезглавили, потом тело сожгли на костре из зеленых веток. Последнее, что сообщает Кёстлер: Фельтринелли принадлежал к тайному обществу Congiurati, Заговорщиков.
Алисия лежала на диване и смотрела на Эстебана взглядом, который был приглушен то ли ленивой негой, то ли мягкой внутренней пеленой, из-за чего слова долетали до Алисии с трудом. Она и сама не знала, хочет слушать дальше или нет, зато была совершенно уверена в другом: ни за что на свете она не двинет сейчас ни одним мускулом и не нарушит возникшее миг назад блаженное согласие и взаимопонимание между телом и поверхностью дивана.
—Следующая зацепка — Заговорщики, — продолжал Эстебан, все больше и больше воодушевляясь рассказом о собственных изысканиях. — Я обратился к «Энциклопедии ведьм» Хоупа Роббинса и наткнулся там на заметку в две колонки под заголовком «Заговорщики». По всей видимости, это было сатанинское общество, объединяющее интеллектуалов и основанное первоначально в Риме в эпоху правления Борджа. В тайное общество входили многие известные политики и люди искусства, приближенные к папскому двору, а возможно, членом его был и сам Александр Шестой. Не исключено, что смерть Лукреции Борджа в Ферраре в тысяча пятьсот девятнадцатом году каким-то образом связана с сектой, во всяком случае, секту стали яростно преследовать по всей Италии именно после кончины Лукреции: десятки философов, поэтов, музыкантов и зодчих были арестованы, подвергнуты пыткам и казнены во Флоренции, Венеции, Модене, Милане, Пезаро. В вину приговоренным ставили и то, что в определенные дни года они проводили недозволенные сборища, во время которых устраивали кощунственную по форме своей и содержанию мессу — с перевернутыми крестами и черными облатками. Руководила сектой женщина, папесса, бывшая якобы любовницей самого Сатаны. А теперь угадай, где они, по их собственному признанию на суде, собирались? Угадай!