Многочисленные этические мотивы, по-видимому естественно рождающиеся из общего направления интеллектуальнодуховной деятельности Филона, находят удивительные параллели в христианской этике. К ним относится, например, идея «самовозникающей» — через непосредственное обучение у Бога, когда оставляются в стороне и становятся не нужны все пути знания человеческого — мудрости (обычно, это связывается у Филона с образом Исаака[189]); идея всегдашней молитвы к Богу о неисполнении своей, направленной ко греху, воли[190]; учение о том, что любой духовный успех, хотя и невозможен без человеческого труда, дается как благодатный дар Бога[191]; идея духовного родства отдельных людей, обусловленного их общей родственностью Богу[192], и многое, многое другое.
Суммируя сказанное о философии Филона, назовем три вещи, на которых основано содержание его библейских трактатов. Во-первых, это александрийский платонизм, характерные черты которого узнаются у платоника Евдора Александрийского, а впоследствии у Климента и Плотина (первый из которых и учился, и жил, а второй — учился в Александрии). Во-вторых — приверженность библейским категориям и неложная вера в Бога, в-третьих, мистицизм, указывающий в сторону современного Филону неопифагорейства. Если мы возьмем первую и третью особенность, то обретем в Филоне законного предшественника неоплатонической философии, который все еще ожидает своего исследователя. Если же возьмем первую и вторую, то найдем в его лице религиозного философа, который надолго вперед задал для христианских писателей особую, определенную аллегорически понятым Ветхим Заветом, образность языка[193] и который в некоторых существенных вещах предвосхитил, а в чем-то, возможно, и облегчил пути христианского богословия и христианской психологии
по промыслу Бога, Который был, есть и будет.
О сотворении мира согласно Моисею
(1) Из законодателей[194] одни просто и без прикрас узаконили существовавшие у них обычаи[195], другие, придавая вид многозначительности [своим] измышлениям, обморочили людей, сокрыв истину под пеленой мифических выдумок. (2) Моисей же, отвергнув и то и другое — первое как решение неразумное, поспешное и немудрое, второе — как заведомо ложное и исполненное обмана, предпослал [изложению] законов всепрекрасное и наидостойнейшее начало, не тотчас предписав, что следует или чего не следует делать, и не придумывая небылиц, когда необходимо было прежде подготовить сознание тех, кому предстояло пользоваться этими законами, и не одобряя сочиненных другими [мифов]. (3)[196] Начало же, как я сказал, в высшей степени удивительно, поскольку содержит [описание] сотворения мира[197], при этом, поскольку мир созвучен закону и закон миру, [получается так, что] муж законопослушный, будучи гражданином этого мира, исполняет в своих деяниях повеление природы, которая и лежит в основании устроения всего мира.[198] (4) Красоту замыслов мироздания никто — ни поэт, ни сочинитель речей, — пожалуй, не смог бы восславить по достоинству, ибо они превосходят речь и слух, будучи величественнее и досточтимее [всех попыток] приспособить их к органам любого из смертных.[199] (5) Однако вследствие этого не должно безмолвствовать, но, чтобы угодить Богу, превозмогая немощь, нужно дерзать говорить — ничего от себя, малое вместо многого, к чему свойственно устремляться человеческому помышлению, объятому страстным желанием мудрости. (6) Ибо как изображения предметов огромной величины принимает при чеканке даже малейшая печать, так, пожалуй, и запредельные совершенства отраженного в законодательстве мироздания, ослепляющие своим сиянием души приступающих к нему, предстанут в уменьшенном изображении, когда прежде излагается то, о чем не сказать невозможно.[200]
194
195
196
В Mos. II 48 относительно законодательства Моисея Филон прямо говорит о том, что
197
[Описание] сотворения мира: Слово κοσμοποιΐα употребляется у Филона в значении
198
199