(79) Это первая причина, по которой, как видно, человек возник после всех остальных [созданий]. О второй сказать также небесполезно. Тотчас по возникновении все необходимые для жизни приготовления человек нашел для научения потомков, что было нисколько не вопреки [замыслу человеческой] природы, потому что они, подражая зачинателю рода, должны были жить без труда и нужды в полнейшем изобилии всего необходимого. Так и должно было быть, если бы неразумные наслаждения не возобладали над душой, воздвигнув стену чревоугодия и сладострастия, и если бы вожделения славы, богатства и власти не утвердили свое владычество над жизнью, и скорби не отяготили бы и не отвратили [от верного пути] разумение, и злой советчик страх[289] не поднялся бы на дыбы под устремлениями к благим деяниям, и не приступили бы неразумие, трусость и несправедливость и все бесчисленное множество прочих пороков. (80) Ибо теперь, когда все, о чем было сказано, успешно обосновалось в мире, и люди беспрепятственно предаются страстям и неумеренным и предосудительным — о которых даже сказать страшно — желаниям, подобающее наказание выступает карой за нечестивые нравы; наказание же заключается в труднодостижимости необходимого, ибо люди весь год обеспечивают себя всем необходимым для жизни, возделывая землю и направляя течение рек и ручьев, засевая и выращивая, и день и ночь проводя в изнурительном непрестанном труде на земле, и бывает так, что всему этому, и без того скудному и недостаточному, причиняется вред по разным причинам. Ведь то случается нашествие опустошительных непрекращающихся ливней, то тяжесть принесенного града все разом побивает, то снег замораживает, то сила ветров выворачивает [все] от самых корней, ибо весьма часто вода и воздух нежданно становятся причиной неурожая плодов. (81) Если же целомудрием были бы побеждены бесчисленные нашествия страстей и справедливостью — стремления к беззаконию и честолюбивые помыслы, одним словом, добродетельными поступками — пороки и непрестанные худые дела, то по прекращении в душе вражды, которая воистину самая тягостная и невыносимая из войн, и по наступлении тихого и кроткого мира, дающего благозаконие всем способностям в нас, можно было бы надеяться, что Бог, поскольку Он любит добродетель и красоту, а кроме того, человеколюбив, с готовностью предоставит [человеческому] роду блага. Ведь ясно, насколько легче было бы обеспечивать себе изобилие из уже имеющегося, минуя земледельческий труд, чем несуществующее приводить к существованию.
(82) Все вышесказанное — о второй причине, третья же следующего свойства. Решив сочетать начало и конец в возникших [сущностях], Бог [избрал] необходимое и самое любимое и соделал началом небо, а концом — человека[290], — первое [соделал началом] как самое совершенное из чувственных неразрушимых [сущностей], а последнего [соделал концом] как прекраснейшее из земных и разрушимых, поистине сказать, как малое небо[291], обнимающее в себе множество звездоподобных природ посредством [приобщения к] искусствам[292], наукам и славным созерцаниям каждой добродетели. Ведь поскольку разрушимое и неразрушимое противоположны по природе, то для начала и конца от каждого вида Он уделил самое прекрасное, для начала — небо, как уже было сказано, а для конца — человека.
(83) Кроме того, для изложения необходимой причины[293] следует сказать и следующее. Из всего возникшего человеку следовало оказаться последним для того, чтобы, неожиданно явившись в конце, он смог привести в изумление все прочие живые существа, ибо они, увидев его, должны были сразу поклониться и подчиниться ему как главе и владыке по природе. Поэтому повсеместно все существа, увидев его, смирились, и те, что были по природе дикими, тотчас, с первого взгляда, стали кроткими, проявляя по отношению друг к другу необузданную ярость и покоряясь только человеку. (84) Именно по этой причине Отец, породив его по природе владычествующим существом, не только на деле, но и посредством словесного рукоположения[294] поставил его царем над всем подлунным миром — сухопутными, водоплавающими и передвигающимися по воздуху. Ибо смертные существа, сколько их есть в трех стихиях — на земле, в воде и в воздухе, — Он все покорил ему, за исключением тех, что на небе, поскольку они получили участь более божественную. Доказательством его власти служит очевидное. Обычно огромное множество животных пасет один человек, который не имеет ни доспехов, ни меча, ни какого-либо защитного снаряжения, но одну только одежду из шкур и посох, чтобы им указывать или опереться на него, если он устанет в пути. (85) И вот многочисленные стада баранов, коз, коров пасет пастух, козопас, волопас — люди не столь крепкие и сильные телами, чтобы своей мощью могли устрашить увидевших их. И столько сил и способностей стольких вооруженных [животных] — ибо они от природы имеют приспособления для обороны — как рабы пресмыкаются перед владыкой и исполняют его повеления. Быки впрягаются в ярмо для вспахивания земли и, взрезая глубокие борозды, весь день, а бывает, что и ночь, бредут своей долгой дорогой, а погонщик идет рядом. Бараны, отращивающие густую шерсть и весной готовые к стрижке, по приказу пастуха стоят без движения или спокойно лежат, позволяя себя стричь, привыкая, как города [привыкают] платить годовую подать, к своему природному царю. (86) Также и лошадь, животное весьма своенравное, с легкостью дает надеть на себя узду, чтобы не вставать на дыбы и не взбрыкивать, и даже, чтобы удобно было на ней сидеть, выгибает спину, принимая на себя седока[295], и, неся его, бежит весьма быстро, спеша доскакать и довезти его туда, куда тот пожелает. Наездник же без всякой усталости и в совершенном спокойствии проезжает свой путь, используя тело и ноги другого [существа].
290
291
292
293
294
295