(62) И правильно, я думаю, рассудили те, кто предварил свое приобщение к этим великим таинствам малыми таинствами[468]: «Испекли они из теста, которое вынесли из Египта, пресные лепешки» (Исх. 13:39), то есть покорили необузданную звериную страсть мягчительным разумом, как размягчают пищу, но о ниспосланном им способе размягчения и улучшения, посланном свыше, не разгласили, напротив, сберегли в тайне и не возомнили о себе в своей посвященности, но справились и усмирили гордыню.
(63) Так скажем «нет» сомнениям и обретем навечно готовность благодарить и почитать Вседержителя. Ведь Пасху, то есть переход[469] от страстей к упражнению в добродетели, предписано совершать «препоясав чресла», то есть с готовностью к служению, укрепив плоть (так я толкую слово «обувь») тем, что стоит незыблемо и прочно («ногами»), и держа «в руках» учение («посох»), дабы не оступиться ни в одном из жизненных поприщ, и, наконец, принимать пищу «с поспешностью» (Исх 12:11). Ибо переход этот — не смертной природы, потому он и зовется Пасхой Не Знающего Рождения и Гибели. Это название очень правильное, ибо все прекрасное — от Бога.
(64) Так ищи этого, душа, и найди скорее, как борец Иаков, который на вопрос отца: «Что ты нашел так скоро, сын мой?», ответил: «То, что Господь Бог твой послал мне навстречу» (Быт. 27:2о). Эти слова — урок для нас, ибо содержат истину, которую постиг Иаков, пройдя множество испытаний: уроки мира тварного душа усваивает лишь со временем — так мастер, передавая новичку секреты своего ремесла, не сразу может наполнить сосуд его разума; а когда Господь, источник мудрости, передает знания смертному роду, то не нуждается во времени, и потому прилежные ученики Его, единственного обладателя мудрости, немедленно обретают то, чего взыскуют.
(65) И первая добродетель новичка — это страстное желание преодолеть собственное несовершенство и уподобиться, насколько возможно, своему совершенному Учителю. А Он опережает даже время, в котором не нуждался и создавая Вселенную, ибо время возникало одновременно с нею[470]. Господь говорил — и мир рождался, и это происходило одновременно, а если сказать вернее, слово Его было делом Его[471]. Да и у смертного рода нет ничего стремительнее слова, ибо поток глаголов и имен опережает их восприятие. (66) Как потоки вод текут от источников и не могут прекратить свое движение, ибо их вечно настигают вновь истекающие струи, так и поток слов, начав свой бег, не отстает от того, что в нас всего стремительнее — от мысли, обгоняющей и крылатое племя. Итак, если Сам Не Знавший Рождения опережает все порожденное Им, то и слово Его обгоняет слово того, кто был рожден[472], пусть даже это слово несется как птица в заоблачную высь. Потому и говорит Он о Себе откровенно: «Ныне ты увидишь, сбудется ли слово Мое к тебе, или нет?» (Числ. 11:23), желая тем самым сказать, что слово Божие настигает и опережает все. (67) И если слово Его опережает все, что говорить о Нем Самом? Он Сам свидетельствует о Себе в другом месте: «Вот Я стою перед тобою там» (Исх. 17:6), — показывая тем самым, что был прежде всего тварного и что, будучи здесь, Он есть и там, и в другом месте, и повсюду, ибо заполнил Собою все, не оставив такого места, где бы не было Его. (68) Ведь не говорит же Он: «Вот, Я встану и там», — ибо хочет сказать другое: «И теперь, когда Я здесь, Я в это же самое время стою и там, но не перемещаясь, а распространяя Себя в пространстве»[473].
Итак, послушные чада Его, подражая природе Отца своего, должны безотлагательно и ревностно приступить к свершению прекрасных дел, наилучшее из которых — чтить Бога. (69) Но Фараон, губитель прекрасного, не способен воспринять вечные ценности, ибо его душевное зрение, которому одному доступны бестелесные сущности, ущербно, и ценности эти бесполезны для него — он подавлен бездушными воззрениями, «жабами», испускающими пустые и бессмысленные шумы и звуки. Потому и сказал ему Моисей: «Назначь мне сам, когда помолиться за тебя, за рабов твоих, чтобы жабы исчезли у тебя» (Исх. 8:9). И должен был сказать Фараон в нужде своей: «Помолись сей же час», — но он отсрочил молитву, сказав: «Помолись завтра», — ибо хотел сохранить неумаленным свое безбожие. (70) Таков почти всякий, кто нетверд и непоследователен в своих воззрениях, пусть даже он не признается в этом. Когда такие люди сталкиваются с чем-то нежданным и нежеланным, то, не имея твердой веры в Спасителя, прибегают к помощи, предлагаемой миром тварным, — к лекарям, травам, снадобьям, строжайшим диетам и прочим средствам, какими располагает смертный род. И даже если кто-нибудь скажет им: «Ничтожные, отриньте ложную помощь, которую дает вам нестойкий и изменчивый тварный мир, и обратитесь к Тому, Кто один врачует душевные недуги», — они поднимут на смех такого советчика, сказав: «Отложим до завтра», — мол, что бы ни случилось, не станут они молить Бога об отвращении бед, их постигших. (71) Но вот когда ничто уже не помогает и только вредит, даже целительные снадобья, тогда эти несчастные, разуверившись во всем, в отчаянии и против воли обращаются — и поздно, и с трудом — к единственному Спасителю нашему, Господу. А Он, зная, что вынужденные поступки мало значат, не всегда следует Своему закону, но лишь когда это скажется благотворно и полезно.
468
470
471
472
473
Между тем также и в этом вопросе Филон четко различает трансцендентный и имманентный аспект Бога. Имманентный аспект Бога (а именно, его сила) заполняет всю вселенную, будучи везде и содержа все. В наиболее близком к Филону виде эти представления обнаруживаются у его предшественника Аристобула (Eus. Pr. Ev. VIII 10, 15—16; XIII 12, 3-4, 7) и, ocобенно, в псевдоаристотелевском трактате «О мире» (397b 9-398a 7). Надо отметить также, что, в отличие от всех своих источников и предшественников, особенное значение Филон уделяет глаголу