иллюстрируют, по его мнению, эту идею. Это сыновья Адама: Каин и второй — Авель, чья жертва угодна Богу (§ 1—3), Исаака: Исав и Иаков, купивший у Исава первородство (§ 4, 17-18), Иакова: Рувим и Левий, потомки которого навсегда посвящены Богу (§ 119). К этой же череде образов примыкает и поражение всех первенцев египетских и освящение всех первенцев Израилевых, которое трактуется как событие, вечно происходящее в душе (§ 134). В основе этого представления лежит перипатетическая по происхождению этическая теория о старшинстве страстей над добродетелями по времени и о превосходстве последних по достоинству (см. комм. к§ 14).
Порочный образ мысли, символом которого как в этом, так и в других трактатах служит Каин, все в мире приписывает себе, а добродетельный, символизируемый Авелем, — все относит к Богу. Более подробно Филон изображает путь развития добродетельного, то есть богопреданного устроения души. Истинное устремление души к Богу рождается по благодати, внезапно (§ 78), от устремленного к душе небесного слова, символом которого является манна небесная (§ 86). Однако для того, чтобы в душе созрел плод добродетели, которая будет достойной жертвой Богу (§ 51, 73), необходимо приложить труд, πόνος (§ 37, 40-42, 75-77, 112), взращивания божественного семени и упражнение, ασχησις (§ 85). Этот труд состоит прежде всего в подавлении и искоренении страстей, символом чего служит образ пасущего скот пастуха. К пастушеству причастны все, идущие к Богу: Авель (§ 11), Иаков (§ 45)» сыновья Иакова (§ 48—49), Моисей (§ 50). На этом пути есть средняя стадия, соответствующая умеренности в страстях, обузданных разумом (§ 62), и высшая — полное искоренение их, когда душа зрит Бога (Филон часто использует здесь слова глаза души, зрящая душа, созерцание и созерцать) как одновременно трансцендентную и имманентную сущность (Авраам — § 59—61» ср. Моисей — § 9—10). При необходимости такого непрестанного труда со стороны человека Филон подчеркивает, что преуспеяние в нем зависит только от Бога, что оно — Божий дар, данный по милости (§ ю, 42, 6г, 63, 87), как и все в мире есть Божий дар, включая и самою добродетель, которую человек собирается принести Ему в жертву (§ 97). Преуспевая, человек не должен забывать Бога, а это значит, он должен иметь благодарность (§ 53-54, 63). помнить о своем ничтожестве (§ 55) и недостоинстве (§ 56—57). Сформированная таким устроением разумная часть души, славословящий Бога логос, λόγος ευχαριστητιχός (§ 74). — и есть истинная жертва. Символом этого разума, совершенно порвавшего с миром тварным и предавшегося Творцу, служат левиты, чей удел — служение Господу (§ 118—120). Такое состояние души именуется святостью, όσιότης (§ 10).
А противоположный образ мысли, Каин, — это нечестие, aσeßeia (§ 71). у которого повреждено душевное око (§ 69), и поэтому он руководствуется мнением, οίησις (§ 54, 58), согласно которому он сам, ум человеческий, стоит в центре вселенной (§ 2, 71). Такой ум не имеет благодарности за дары и медлит прибегать к Богу в скорби (§ 69—71), тело он любит больше души (§ 72).
О том, что худшее склонно нападать на лучшее[499]
(1) «И сказал Каин Авелю, брату своему: «Выйдем на поле». И случилось, когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его» (Быт. 4:8). Желание Каина таково: вызвать Авеля на спор и с помощью правдоподобных и убедительных софизмов сделать его своей добычей[500]. Ибо мы утверждаем, заключая о неявном на основании очевидного, что поле, на которое он призывает его явиться, — знак борьбы и сражения[501]. (2) В самом деле, мы видим, что и в мирное, и в военное время большинство соревнований происходит на полях. В мирное время к стадионам и просторным полям устремляются все, кто ведет борьбу, участвуя в гимнастических состязаниях. А во время войны пехота и конница обыкновенно сражаются не посреди холмов: ведь места сражения в случае их негодности могут, пожалуй, причинить ущерб больший, чем тот, что наносят друг другу противники.
(3) Но вот важнейший знак. Упражняющийся в знании[502], который воюет с противоположным состоянием — невежеством, всякий раз предстает взору на поле, когда он, вразумляя и умеряя неразумные силы души[503], как бы пасет их. Это явственно доказывает, что поле — знак соперничества. Действительно, «послав, Иаков призвал Лию и Рахиль на поле, где стада»[504] (Быт. 31:4). (4) Зачем же он зовет их?[505] «Вижу лицо отца вашего, — сказал он, — что оно ко мне не таково, как было вчера и третьего дня. Но Бог отца моего был со мною» (Быт. 31:5). Пожалуй, я ответил бы: «Ты не нуждаешься в Лаване, потому что с тобой Бог». Ведь в той душе, в которой более всего почитается внешнее чувственно воспринимаемое, не найти подобающего[506] рассуждения. А в той, в которой повсюду ступает Бог[507], не считается благом внешнее чувственно воспринимаемое — Лаван, получивший от него имя и являющийся его обозначением[508].
499
500
501
502
Источником аллегорического толкования образа Иакова послужила, с одной стороны, известная сцена из книги Бытия (32:24), с другой стороны — этимологизация его имени. Филон называет Иакова о
503
504
505
506
507
508