А дальше опять аил, за ним покуривающая сизым дымком заимка…
Вечереет. Солнце вот-вот спрячется в горах. Понесло холодком. Запахло рекой и пряным запахом хвойного леса.
Плот наш то еле двигается по гладкой поверхности вод, то, попав на стрежь, несется как бешеный.
— Как этот бом[6] прозывается? — спрашиваю лоцмана.
— А кто его знает… Бом, да и бом… Быдто прозвища нету…
— Ну, как нету!.. — слышится с гребен.
Говорит бородатый человек в плисовой рубахе, шляпа набекрень. Пришел «с Росеи» за счастьем в Сибирь.
— Второй год здесь толкаюсь, по Бии, к татарам поприсмотрелся… Они народ любопытный, у них, мотри, кажинному ручейку, кажинной балочке прозвище дадено: камень, к примеру, и весь-то с кулак, шапкой прикрыть, расщеперился надвое, вроде вилашек — у них прозвище: «аир таш»; скала ушла в поднебесье, да козырем верхушечка натулилась — у них опять кличка: «карлач-уязы» — ласточкино гнездо, значит. Они, брат, все примечают, любят земельку свою, всему названье дают… Как в святцах…
И, вынув из кармана горсть кедровых орехов, погрыз-погрыз да еще сказал:
— А то и песню сложат хорошую… Едет-поет, идет-поет… Что видит, про то и поет: река — про реку, девка — про девку, орла высмотрит — про орла песня сложена… Доброй души люди, что и говорить…
— Что и говорить, — подхватил другой дядя, сибиряк, — с таким народом жить можно… Ничего…
А лоцман спросил:
— Ну, а как же насчет Глаголева господина?..
Пойдете, што ль, по яблоки-то?.. Поутру как раз на то место потрафим…
— А далеко до него от берега-то?.. — полюбопытствовали.
— Ка-а-ко далеко, — ответил лоцман, — эдак, как тебе сказать — не соврать, версты четыре либо пять, не боле…
— Ой, больше… Как же лесничий добрые пятнадцать верст считает?..
— Мало чего тебе лесничий наскажет… Поди сам-от и не был там… А я скрозь это место знаю… защурясь пройду…
— Не врешь?..
— На вот тебе… Пошто врать, мы не врем… — Обиделся, посмотрел поверх наших голов на видневшиеся вдали беляки и лоцманским, особым голосом, закричал:
— О-о-п!.. Ударь лева-а!.. Еще раз-о-ок!.. Оп!.. Плот пролетел возле самых беляков, качнулся, затрещал в связях.
— Надо иматься, однако… темнеть зачало… Чуть было на камень не натакались. Ишь взмыривает, пропастина…
И опять заревел:
— О-о-оп!.. Давай к берегу-у-у!.. Бей речно!! Бей сильно!!! Еще!! Оп!..
Плот лениво завернул к подрезистому приглубому берегу, и минут через десять мы уже сидели возле костров, кипятили чайники и сговаривались о завтрашней прогулке в фруктовый глаголевский сад.
На другой день с полден мы вчетвером направились в экскурсию. Перекусили кой-чего всухомятку, да с тем и пошли; далеко ль тут: час туда, час обратно, да там часа два — к обеду как раз вернемся.
— Так версты четыре, говоришь?
— Четыре либо пять, — откликнулся лоцман.
Поверили: человек резонный.
— Вот я вам все обскажу, слушайте: вот так прямехонько через речонку — курице по брюхо, — Куют прозывается — а там заимка… Как заимку пройдешь, все вправо держись, все вправо — упрешься в гору; а как гору перевалишь, тут тебе и Глаголев господин… Его, брат, сразу узнаешь… Бородища — во, по пояс… Поди сивый стал теперича… По бороде сразу приделишь, кто таков… Ну, в час добрый… Со Христом!..
Впереди шел Владимир, высокий, лет двадцати малый, с покатыми, как у борца, плечами и в короткой не по росту рубахе, за ним жизнерадостный, коренастый Вася с энергичными глазами и чуть пробивающимися усиками. А мы с Петром Николаевичем плелись сзади. Петр Николаевич был малый добрый, товарищ хороший, но трус, каких мало. И, кроме сего, обладал секретом нагонять тоску даже на самую бесшабашную компанию.
— Василий Петрович, Василий Петрович, — говорит он нудным голосом, — а как думаете, тут есть медведи?
Тот молчит, словно не слышит.
— А, Василий Петрович… Есть?
Чтобы отвязаться, Вася кричит раздраженно:
— Есть, есть!.. Они тут еще с прошлого года вас караулят…
А вот и речка. Поискали-поискали брод — нашли, перебрались по камушкам. А Петр Николаевич — человек упрямый — пошел напрямик. И нам видно было, как он, подобрав полы азяма, скакал поперек речки.
— Гоп-ля… Гоп-ля… — Гоп!.. — и как раз угодил в омут, чуть не по пояс. Выругался, выполз на берег. Сидит, отливает из сапог воду, кричит: