ВСЁ
<1925>
писано 1 января 1926 года
метит балагур татарин
в поддёвку короля лукошке
а палец безымянный
на стекле оттаял
и торчит гербом в окошко
ты торчи себе торчи
выше царской колончи
. . . . . . . . . . . . . . .
распахнулся орлик бубой
сели мы на бочку
рейн вина
океан пошёл на убыль
в небе кичку не видать
. . . . . . . . . . . . . . .
в пристань бухту
серую подушку
тристо молодок
и сорок семь
поют китайца жёлтую душу
в зеркало смотрят
и плачат все.
. . . . . . . . . . . . . . .
вышел витязь
кашей гурьевой
гужил зимку
рыл долота
накути Ерёма
вздуй его
вздулась шишка
в лоб золотая
. . . . . . . . . . . . . . .
блин колокольный в ноги. бухал
переколотил в четвёртый раз
суку ловил мышиным ухом
щурил в пень
солодовый глаз.
. . . . . . . . . . . . . . .
приду приду
в Маргори́тку
хлопая заторами
каянский пру
палашами
калику едрит твою
около бамбука
пальцем тпр
. . . . . . . . . . . . . . .
скоро шаровары позавут татарина
книксен кукла
полька тур
мне ли петухами
кика пу подарена
чирики боёрики
и пальцем тпр
. . . . . . . . . . . . . . .
зырь манишка
пуговицей плисовой
грудку корявую
ах! обнимай
а в шкапу то
ни чорта лысого
хоть бы полки
и тех нема.
. . . . . . . . . . . . . . .
шея заболела на корону убыла
в жаркую печку затылок утёк
не осуди шерстяная публика
громкую кичку[2]
Хармса – дитё.
ВСЁ
Даниил Хармс
1926 1 янв.
Вьюшка смерть*
Сергею Есенину.
ах вы сени мои сени
я ли гусями вяжу
приходил ко мне Есёнин
и четыре мужика
и с чего-бы это радоваться
ложкой стучать
пошивеливая пальцами
грусть да печаль
как ходили мы ходили
от порога в Кишинев
проплевали три недели
потеряли кошелёк
ты Серёжа рукомойник
сарынь и дуда
разохотился по мойму
совсем не туда
для тебё ли из корежены
оружье штык
не такой ты Серёжа
не такой уж ты
пой – май
щеки дули
скарлотину перламутр
из за ворота подули
Vater Unser – Lieber Gott
я плясала соколами
возле дёрева кругом
ноги топали плясали
возле дёрева кругом
размотай меня затыка
на калоше и ведрё
походи-ка на затылке
мимо запертых дверей
гули пели халваду
чирикали до ночи
на засеке долго думал
кто поёт и брови чинит
не пополу первая
залудила пёрьями
сперва чем то дудочным
вроде как ухабица
поливала сыпала
не верила лебедями
затухала крыльями
зубами затопала
с такого по матери
с этакого кубарем
в обнимку целуется
в очи валит блиньями
а летами плюй его
до бёлой доски и сядь
добреду до Клюева
обратно закинуся
простынкой за родину
за матушку левую
у дерева тоненька
за Дунькину пуговку
пожурила девица
невёста сикурая
а Сережа деревцем
на груди не кланяется
на груди не кланяется
не букой не вечером
посыпает около
сперва чем то дудочным
14 января 1926
Даниил Хармс
Школа чинарей Взирь зауми
Ваньки Встаньки [I]*
волчица шла дорогаю
дорогаю манашенькой
и камушек не трогала
серебрянной косой
на шею деревянную
садились человечики
манистами накрашеннами
где-то высоко.
никто бы и не кланялся
продуманно и холодно
никто бы не закидывал
на речку поплавок
я первый у колодица
нашел ее подохлую
и вечером до кузова
её не повалок
стонала только бабушка
да грядка пересто́нывала
заново ерошила
капустных легушат
отцы мои запенелись
и дети непристойные
пускали на широкую
дорогу камыши
засни засни калачиком
за синей гололедицей
пруда хороший перепел
чугунный домовой
щека твоя плакучая
румянится цыганами
раскидывает порохом
(ленивую) войну
идут рубахи рыжики
покрикивают улицу
веревку колокольную
ладошки синяки
а кукла перед ужином
сырому тесту молится
и долго перекалывает
зубы на косяк
я жду тебя не падаю
смотрю – не высыпаются
из маминой коробочки
на ломаный сарай
обреж меня топориком
клади меня в посудину
но больше не получится
дырявая роса –
ВСЁ
Даниил Хармс 4 февр. 1926 г.
