Его перестали печатать. По инерции появились две-три небольшие публикации. И все.
Его «Блоху», которая прошла в разных театрах свыше трех тысяч раз, сняли с репертуара. Новую пьесу «Атилла», над которой он работал почти три года, запретили к постановке.
В этих обстоятельствах он вынужден был направить письмо Сталину. «Для меня как для писателя, – говорит Замятин, – именно смертным приговором является лишение возможности писать, а обстоятельства сложились так, что продолжать свою работу я не могу, потому что никакое творчество немыслимо, если приходится работать в атмосфере систематической, год от году все усиливающейся травли». Он согласен, что основания для нападок у критиков были: «Я знаю, что у меня есть очень неудобная привычка говорить не то, что в данный момент выгодно, а то, что мне кажется правдой». В октябре 1931 года он покинул родину, жил сначала в Германии, а с февраля 1932 года – во Франции, где и умер в марте 1937-го.
За границей Замятин не прекращает работать. До последних дней он писал исторический роман об Атилле. Активно трудился для кино. Написал несколько киносценариев. Наибольшая удача выпала на долю сценария, написанного Замятиным в соавторстве с Жаком Компанейцем по мотивам пьесы М. Горького «На дне». Фильм был поставлен классиком французского кино Жаном Ренуаром, а в роли Васьки Пепла снялся другой будущий классик – молодой Жан Габен. В 1936 году картина была удостоена национальной премии как лучший художественный фильм года.
И все же достойного применения своему таланту Замятин за рубежом не нашел. Ни в Берлине, ни в Голливуде, ни в Париже не заинтересовались его предложениями. А. Штейнберг пишет в своих воспоминаниях: «Его выслушивали вежливо, откланивались и даже не обещали дать ответа… Один из директоров немецкой кинематографической фирмы, который интересовался произведениями Замятина и читал их на немецком языке, сказал ему: „Вы очень русский, вас нельзя приспособить к нашей жизни“»[15].
Мир произведений Евгения Ивановича Замятина настолько разнообразен и оригинален, что кажется, будто один и тот же человек не мог никак оказаться автором и сказок, и пьес, и глубоких психологических новелл, и острых сатирических рассказов и повестей, и исторического романа, и блестящих эссе… И все же это так: все это – Замятин. Образный, сочный русский язык, тугая, плотная манера письма, совершенная композиция, насыщенность мыслью отличают каждое произведение писателя.
Литературное наследие Замятина относительно невелико, но в нем почти нет произведений, о которых можно было бы сказать, что они – не лучшие. «За 29 лет литературной работы осталось – под мышкой унесешь; но вес – свинчатка», – сказал о его творчестве другой словесный кудесник Алексей Михайлович Ремизов.
Однако Ремизов, столь высоко ценивший писателя, не знал еще об одной ипостаси Замятина-творца – автора записных книжек. А между тем, опубликованные полностью (в настоящем издании будут представлены все записные книжки, впервые собранные вместе!) – записные книжки (или блокноты, как они были названы первым их публикатором Александром Тюриным) являются самостоятельным художественным произведением. Писатель вел записи в многочисленных блокнотах с 1914 по 1936 год.
Записные книжки для писателя – это подсобные материалы, наброски, подступы к работе, поиски форм, деталей, красок, варианты каких-то тем, сюжетов, слепки, снимки с натуры, мысли, идеи которые могут подтолкнуть к созданию того или иного произведения, помочь обрести ему законченную форму.
Уже навязло в зубах выражение «творческая лаборатория писателя». Все туда питаются заглянуть и обнаружить что-нибудь занятное. На самом деле творческой лабораторией писателя является живая действительность, вся жизнь, ибо для настоящего художника жизнь и творчество неотделимы. Биолог, врач, инженер-конструктор, химик, выйдя из лаборатории, как правило, легко переключается на повседневность: идет играть в карты, спешит домой к жене и детям, обегает ближайшие продовольственные магазины, чтобы назавтра была еда в доме, идет в кино или театр, на свидание с девушкой – да мало ли что. Писатель может проделывать все то же самое. Но… но при этом он живет еще и в другом, параллельном мире, а иногда и в параллельных мирах: там, где работают, любят, страдают, мечутся, умирают, мечтают и побеждают его герои, персонажи его будущих, еще не созданных произведений. Но писатель не может выплеснуть на читателей всю эту сумятицу, весь этот клубящийся поток образов, картин, разговоров, действий. Он должен их как-то ограничить. Загнать в рамку. Придать форму. Найти главное, стержень. Тогда это будет произведение. Кусок глины – это просто кусок глины. Но ему можно придать форму тарелки или кувшина на гончарном круге, – и тогда это будет керамическим изделием. А в руках скульптора кусок глины может превратиться в образ прекрасной девушки или ужасного старика… Жизнь для художника – тот же кусок глины, который требует обработки, чтобы обрести новое качество, пребывать в новой форме – произведении искусства.