Гуго Штайнер, оставивший интересные заметки о тех веселых бесшабашных временах, вспоминает: «Обычно он (Г. Майер) держался очень сдержанно и отстраненно, но эта необычайно холодная, подчеркнуто светская манера поведения, казавшаяся иногда истинным существом этого удивительного человека, делала резкие и всегда внезапные взрывы его фасцинирующего темперамента еще более странными и ослепительными. В то время он еще не был тем знаменитым фантастом, каким мы знаем его теперь, но уже тогда в совершенстве владел своим отточенным как бритва интеллектом, чья необъятная, искрящаяся самыми неожиданными
проявлениями шкала всегда находилась в его полном распоряжении»[31] . Ему вторит Пауль Леппин: «С Майринком меня свел в кафе "Континенталь" сын ресторатора Заврела, ставший впоследствии известным берлинским режиссером. У нас образовалось что-то вроде маленького сообщества, в которое входили психиатр Шварц, отпрыск старинного австрийского рода граф Рессепор, доцент Малер, художник Гуго Штайнер — нынешний профессор Академии изобразительных искусств в Лейпциге, директор Менцель, возглавивший много лет спустя Венский земельный банк, и другие. В духе времени мы устраивали в холостяцкой квартире молодого Заврела спиритические сеансы и, покуривая настоящий индийский гашиш, который Майринк постоянно носил с собой в специальной табакерке, приводили себя в состояние транса. У медиума зелье вызывало странные видения, но дальше обычных стуков и поскрипываний стола наши телекинетические эксперименты не заходили. По крайней мере, в моем присутствии. Майринк верил в духов, но считал спиритизм низшей ступенью оккультизма и относился к нему с презрением. Как гроссмайстера некоторых тайных обществ — насколько мне известно, он был членом Ордена Розенкрейцеров и какого-то таинственного индийского братства, — его интересовали куда более глубокие проблемы. Всю свою жизнь он посвятил исследованию пограничных явлений. Почетное место в его библиотеке занимали книги Эдгара Аллана По, Э.-Т.-А. Гофмана и, конечно, работы Блаватской. Вообще его квартира представляла из себя зрелище довольно фантастическое, чего в ней только не было: террариум с двумя африканскими мышками, которых он назвал именами персонажей Метерлинка, настоящая исповедальня — одному Богу известно, где он ее раздобыл! — на стене висел портрет Блаватской и слепок исчезнувшего в стене духа, много еще чего имелось в жилище этого странного человека, что никак не вязалось с его профессией банкира. Даже дома, в которых он жил, отличались своей необычностью: последняя его квартира близ Нусельской лестницы располагалась в старинной башне... В ночных пражских заведениях его все знали, в некоторых из них он был завсегдатаем и появлялся там обычно со свитой, в которую входили наряду с Александром Муасси другие актеры, а также поэты, финансисты и еще множество самого разного люда...»[32]
Присутствие на полках книг госпожи Блаватской, конечно, наводит на грустные мысли, но, что делать, многие известные, оставившие свой след в эзотеризме люди в юности прошли через смрадное болото теософии, антропософии и спиритизма. Тем, чем для Густава Майринка в начале его пути была Блаватская, для Рене Домаля был Гурджиев, а для Генона— пресловутый Пагаос...
Первого марта 1893 года Густав Майер женится на Хедвиге Алоизии Цертль (Certl), однако своих метафизических поисков не прекращает. В том же году он сходится с группой мистиков, объединившихся вокруг такой известной в оккультных кругах тогдашней Праги фигуры, как Алоис Майлендер. Среди учеников этого простого ткача, как свидетельствует
Эмиль Бок[33], было много литераторов. Но, похоже, и это послушничество его не удовлетворяет, хотя он надолго сохранил дружеские отношения с Майлендером[34].
Летом 1894 года Густав Майер отдыхал в курортном местечке Левико в Южном Тироле. «Там, в одном пользовавшемся дурной славой доме с привидениями, — вспоминал впоследствии писатель, — я стал свидетелем таких из ряда вон выходящих физико-медиумических феноменов, что у меня теперь нет и тени сомнения в возможности паранормальных явлений, — они, хотя и случаются крайне редко, ставят самые фундаментальные физические законы с ног на голову. С тех пор я прекратил свои спиритические эксперименты и покончил со всем, имеющим отношение к этой области; того, что я увидел, было предостаточно»[35], и невидимый «лоцман», наглядно продемонстрировав отлученному от штурвала «капитану» все мели и рифы оккультного мелководья, направляет корабль в открытое море, избирая тот курс, который станет впоследствии магистральным для его подопечного — Майер оказывается в кругу людей, утверждающих, что они владеют тайнами йоги. Под их руководством он начинает практиковать изнурительные упражнения, в ходе которых ему должен был открыться некий «сокровенный лик». «С этого мгновения я в течение трех месяцев вел жизнь какого-то безумца: ел только растительную пищу, спал не более трех часов в сутки, дважды в день "вкушал" водянистую бурду с растворенной в ней столовой ложкой гуммиарабика, — особенно действенное средство для активизации ясновидческих способностей! — с наступлением полуночи застывал в мучительных асанах со скрещенными ногами и задерживал дыхание до тех пор, пока весь мокрый от струившегося по моему телу пота не начинал содрогаться в предсмертных конвульсиях»[36].
34
Впоследствии Майринк увековечил его в образе сапожника Клинкербока (роман «Зеленый лик»).