— Вот… гляди и терпи! — гневно шептал Иван Суета Даниле Селевину.
— Глянь-ко! — вдруг беспокойно зашептал Данила. — Ляхи нас… потчевать хотят!
Иван Суета глянул в щель и обомлел: некоторые рыцари, стоя на седлах, подняли вверх свои копья со вздетыми на них большими кусками жареного мяса!
— Chce się jesc! Chce się jesc! [120] — орали и хохотали поляки — и вдруг баранья ляжка, облитая белой глянцевитой коркой застывшего жира, закачалась в проёме зубца.
Люди, как завороженные, смотрели на кусок мяса, вздетый на острие копья. От мяса шел такой сытный запах, что у людей челюсти заходили сами собой. И вдруг чья-то рука жадно схватила баранью ляжку и сдернула с копья.
— Стой! — в одноголосье крикнули Иван и Данила и бросились к широкоплечему стрельцу, который уже, забыв обо всем на свете, рвал мясо молодыми крепкими зубами.
— Кидай, стервец! — вне себя крикнул Иван Суета, выхватил мясо, шмякнул об пол и начал бешено топтать его.
Молодой стрелец весь трясся от голодных рыданий.
— Да-ай! — ревел он, не помня себя. — Дай, есть хотим… помирае-ем…
Заслонники смотрели на него мрачными сочувственными глазами.
— Не соблазняйтесь, братья, молю — то погибель наша! — крикнул Данила и, выплюнув голодную слюну, почувствовал, что преодолел страшное искушение голода.
Иван Суета поддел концом сабли истоптанное мясо и бросил его вниз, загремев во всю силу своего голоса:
— Топчем, плюем на злодейские угостки ваши, да клюют их вороны!..
Наконец, несмотря на развевающееся коварно белое знамя, сотники Данила Селевин и Иван Суета приказали пальнуть из пищалей по гарцующим врагам. А потом всем, кого Иван и Данила знали как твердых и надежных воинов, оба поручили доглядывать за людьми, а вражеские «угостки» приказали немедленно сбрасывать вниз.
Оба прекрасно понимали, что вражеские уловки готовят беду: стоит изголодавшимся заслонникам насладиться воровской едой — и боецкий дух будет непоправимо подорван.
Как отвадить врагов от этого наглого гарцеванья вокруг крепостных стен? Надо испортить их коней — но как?
Иван Суета ударил себя по лбу — нашел, нашел!
— Робил ты в кузне, Данила? Ковать железо умеешь?
— Чего я, служка, не робил? И ковать и гнуть умею.
— Айда воеводе скажемся — да в кузню, не мешкая!
Через два часа Ольга зашла в кузню.
— Где вы, кузнецы? Я вам хлебушка добыла.
Они стояли у пылающего горна.
Их лица, голые груди и плечи в рыже-красных отблесках пламени блестели от пота и казались отлитыми из меди. Бело-золотые искры взлетали вверх, кружились вокруг медных могучих тел и гасли на вздувшихся буграми плечах и спинах.
Гулко бил молот. Сверкало, алело в клещах железо.
В кузне было жарко не только от огня, но и от яростной спорой работы. Казалось, чем больше работали два силача, тем жарче становилась ярость их труда.
Ольга залюбовалась ими.
— Передохните малость, пожуйте хлебца! — весело крикнула она. — Поди уж много наковали?
— Есть малая толика, Ольгушенька! — так же весело ответил Данила и вынес на широкой ладони какие-то крючочки.
— Ляхи нас угощают мясцом, а мы их — троицким чесноком! — смешливо грохотал Иван Суета. — Аль худ чеснок наш троицкой?
Действительно, железные крючочки о трех и четырех концах напоминали расщепленные дольки чеснока.
— Как ни кинь сей «чеснок», вопьются железные острия в подкопытье — и пропал конь.
Весь вечер и всю ночь пылало пламя в крепостной кузне — кузнецы, сменяясь, наковали целую гору «троицкого чесноку».
До рассвета заслонники пригоршнями бросали «троицкий чеснок» вокруг стен, минуя только места перед малыми воротцами да поворот дороги — на случай вылазки.
Под утро выпал снежок и запорошил поле. Неприятельские всадники, гарцуя, опять подъехали к стенам и опять принялись дразнить осажденных подачками. Но вот один конь взвился на дыбы и, сбросив всадника, как бешеный помчался куда-то… Вот взвился второй, третий… еще и еще… Всадники повернули обратно и весь день не показывались.
На стенах торжествовали.
Ночью лазутчики удачно пробрались в польский лагерь и набросали «троицкого чесноку» около коновязей. Через день лазутчики донесли, что у неприятелей десятками падают кони, а коновалы не могут доискаться, отчего происходит падеж. Многие ляхи говорят, что русские напустили на свою землю колдовство.
— О-хо-хо-о! — шумел Иван Суета. — Знатные мы с тобой колдуны, Данилушко!