— Это огромные деньги.
— Чтобы от него избавиться — не жалко. Я должен рассказать вам об этом типе. Мы остановились в одной гостинце и как-то вечером разговорились. Он рассказал о себе. Получается, что… вы ведь не знаете Вэлли Филдс?
— Никогда не слышал.
— Это одно из лондонских предместий, там сейчас идет большое строительство. Некий концерн хочет построить многоквартирный дом на улице под названием Кроксли-род.
— И что?
— Сейчас объясню. Точно посередине намеченного под строительство участка стоит дом, не помню, как зовут владельца. Суть в том, что концерн не может начать работу, пока не приобретет дом. Пока ясно?
— Нет.
— Ну, естественно, если бы у владельца было время торговаться, он мог бы взвинтить цену.
— Разумеется.
— Но у него нет этого времени. Он в самом скором времени отчаливает в Рио или куда там еще. И вот тут появляется ваш частный сыщик. Хозяин согласился продать ему дом, если к концу недели он внесет пятьсот фунтов. Все остальное — после продажи. Кажется, хозяин запросил восемь тысяч, и сыщик элементарно взвинтит цену до двадцати, при условии — учтите, при условии — что сумеет собрать начальные пятьсот фунтов. Теперь вы понимаете, как легко он клюнет на эти деньги.
Уэнделл пришел в неописуемый восторг.
— Он схватит их и уберется отсюда. И следа не останется.
— Вот именно. Так что, хотя вы правильно сказали, что пятьсот фунтов — большая сумма, она будет потрачена с умом.
— Абсолютно согласен. Сейчас же выпишу чек. Идемте со мной в кабинет к Парадену.
— Лучше выпишите его на мое имя.
— Вы считаете, так будет лучше?
— Я получу наличные и отдам их сыщику.
— Конечно. Так проще всего. Вы с ним поговорите?
— Прямо сейчас.
— Вам не удастся немного сбить цену?
— Ему нужны ровно пятьсот фунтов.
— Но у него наверняка есть сбережения.
— Сомневаюсь.
— И все же не будет беды, если вы с ним поговорите.
— Разумеется, я попытаюсь, но не думаю, что он уступит. Вы же знаете частных сыщиков, — сказал Алджи. — Они такие прижимистые.
Билл, тем временем, прошел между деревьями и оказался у озера. Оно поражало своими размерами. Среди прочего, на чем Красавчик Параден решил не экономить при строительстве Эшби-холла, был и декоративный водоем, без которого в начале девятнадцатого века не мыслили приличную сельскую усадьбу. Для его сооружения потребовалась целая армия землекопов, да и камень, которым выложили дно, обошелся недешево, однако Красавчик не опускался до низменной скаредности и не считался с затратами. Итог вполне его удовлетворил, особенно после того, как на берегах поставили несколько статуй и воздвигли мраморный павильон, без которого ни один декоративный водоем в сельской усадьбе не мог считаться законченным.
Биллу казалось, что он попал в сказку. На его взгляд, не хватало лишь одного — присутствия любимой девушки. Однако это упущение было скоро исправлено; пока он стоял, любуясь павильоном по другую сторону водной глади, за спиной у него раздался голос, от которого Билл вздрогнул, как тройка конспираторов при памятном появлении Кларксона.
— Доктор Ливингстон, если не ошибаюсь?[131] — сказала Джейн.
Билл в ошеломлении уставился на нее — в пушистом халате, с непокрытой головой, в сандалиях на босу ногу. Первой его связной мыслью было, что Джейн приходит от силы в силу;[132] она показалась ему еще великолепней, чем в прежних, более обычных нарядах. Сглотнув, чтобы сердце, готовое выскочить из груди, вернулось на свое место, он выговорил:
— Вы меня напугали!
— Да, я вроде бы видела, как вы подпрыгнули. Вот что значит нечистая совесть. Вы вторглись в частные владения.
— Наверное.
— Не бойтесь, я не выдам вас полиции.
— Алджи велел ждать его здесь.
— Ну что ж, пока вы его ждете, мы можем поболтать, и вы расскажете мне все, что произошло с нашей последней встречи.
Она опустилась на траву, как белый мотылек — на былинку. Легкий порыв ветра пронесся над водой, морща озерную гладь и мелодично перебирая стебли камыша. Потом он умчался, и снова в мире стало совсем тихо.
— Из того, что вы здесь, — сказала Джейн, — я заключаю, что вы видели дом. Как он вам?
— Странный.
— Такого вердикта я от вас и ждала. Зато здесь мило, правда?
— Восхитительно.
— Ничего странного. Красавчик издержал на озеро целое состояние.
— Красавчик?
— Модный франт времен Регентства. Процветал в конце восемнадцатого — начале девятнадцатого века. Его называли Красавчик Параден, и я часто гадаю, почему. Видимо, требования к мужской красоте были в те времена достаточно скромными, потому что в галерее есть портрет, и он похож на Ниро Вульфа.
— Полный?
— В три обхвата. Удивляюсь, что какая-то девушка согласилась выйти за него замуж.
Билл почувствовал, что разговор принимает нужное направление.
— Он был женат?
— Да, и, насколько я знаю, обходился с ней по-свински. Играл в карты ночи напролет, почти не бывал дома, а если и бывал, то мертвецки пьяный. И вдобавок он всю жизнь свято соблюдал супружескую неверность.
Билл ужаснулся. Джейн затронула вопрос, на который он смотрел очень строго.
— Людей, которые так обходятся с женами, надо стрелять.
— Думаю, в него стреляли, и не раз. На дуэлях.
— В голове не укладывается, что можно так обходиться с женой.
— Вы бы не стали?
— Ни за что!
— Да, наверное, не стали бы.
— Я бы считал главным долгом своей жизни сделать жену счастливой.
— Приносили бы ей завтрак в постель?
— Конечно.
— Вытирали посуду?
— Да.
— И ходили бы на цыпочках, когда у нее болит голова? Думаю, вы будете идеальным мужем, когда решите жениться.
Внезапная сухость парализовала голосовые связки Билла. Он, как и Уэнделл Стикни в памятной ситуации, чувствовал, что его хребет выбрали в качестве спортивной площадки десятка два пауков. Он был человек смиренный, и сама идея сделать предложение казалось ему дикой и несусветной.
Внезапно его посетила целительная мысль. Сумел же Л.П. Грин. Сумели же хозяин санатория «Маддун» и Кларенс Бинстед, причем последние двое — не по одному разу. Значит, это в принципе возможно. Однако он по-прежнему медлил. Легко было Джеймсу Грэхему, маркизу Монтрозу,[133] презрительно отзываться о человеке, который судьбою слишком устрашен иль доблестию беден, коли не ставит все на кон в стремлении к победе, но именно в таком положении находился сейчас Билл. Доблестию он был именно что беден, а сказать, что он страшился судьбы, значит не сказать и половины. Что, если он поставит все на кон, а Джейн ответит «нет» или даже просто скажет, что он далеко не первый в длинной очереди соискателей?
Джейн смотрела на Билла с нежностью. По опыту она примерно угадывала, что творится в его голове. За последние годы ей несколько раз предлагали руку и сердце, Лайонел Грин — покровительственно, словно делая одолжение, другие — с одним и тем же взволнованным пылом. Этим последним Джейн без труда сумела выразить сожаление, что не разделяет их чувств. Однако сейчас все было иначе. После слов Алджи в такси Джейн внезапно поняла, что нашла в Билле человека, которого искала. Все вдруг встало на свои места. Билл любит ее, она любит Билла. Чего проще.
Билл, в молчаливом борении с собой, победил малодушный страх. Джеймс Грэхем, маркиз Монтроз, мог бы им гордиться. Напрягши мышцы и разжегши кровь, как советует Шекспир,[134] он хрипло выдавил:
— Джейн.
— Да?
— Джейн.
— Да.
— Джейн.
Она, как полагается женщине, пришла на выручку.
— Может быть, я помогу? Вы пытаетесь сказать, что любите меня?
Билл сглотнул.
— И хотите, чтобы я вышла за вас замуж?
— Да. Я знаю, что вы ответите: мы практически незнакомы, и я наглый осел, если полагаю, будто вы можете хоть на минуту всерьез задуматься об уроде, которого видели всего раза два.
131
133
134