ТОЛКОВАНИЕ. Сим словесем глаголет некто мужу-татю.
86. О ДВОЮ ПСАХ
Имея некто два пса: единаго убо ловити научи, другаго — хранити двора. И егда убо ловчий пес уловит нечто, и домашний ему соприобщашеся ядению его. Вознегодовав же ловчий пес и оного домашняго возненавидяше, яко сей убо на всяк день труждается, оный же, ничтоже труждаяся, его трудами питаетца.
Отвещав же, домашний пес рече: «Не мене, но владыку[747] уничижая[748] обличай, иже мене не тружатися научи, но чюжая труды поядати».
ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет, яко и младые ничесому же от юности навыкше, не они хулими бывают, егда родителие их тако без наказания оставиша.
87. О КОЗЛЕ И О ВОЛКЕ[749]
Козел, остався от стада, гоним бысть волком. Возвращься к волку, рече: «О волче! понеже познах, яко твое брашно буду, молю тя, яко да не кроме покаяния[750] и пения твоего умру: воструби убо ми, яко да возпляшу ти».
Волку же вострубившу и завывшу,[751] и козлу пляшущу, пси же, услы- шавше глас волчий, волка гоняху. Волк же, обращся х козлу, глаголет: «Праведно мне сия быша: подобаше бо мне, повару сушу, трубнича трубления не воспоминати[752]».[753]
ТОЛКОВАНИЕ. Притча знаменует, яко иже убо к чему же обыкоша, последи же о сем понерадеют и иным делом, ни во что же им потребным умети,[754] себе искушающе, — злым случаем впадают.
88. О РАКЕ И О ЛИСИЦЕ
Рак, из моря изшед, на некоем месте пасяшеся. Лисица же гладна сущи, яко увиде его, пришедши, взем. Он же, егда снести его хотяше, рече: «Но аз убо праведно пострадах: иже морский рак сый, земным быти восхотех».
ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет, яко и человецы, иже своя оставляюще строения[755], и ничтоже им подобающих вручаются, самовластно[756] злоденствуют.
89. О ТАТЕХ
Тати, вшедше в дом некий, ничто же обретоша, точию алектора. И сего вземше, отъидоша. И егда хотяше от них убиен быти, молися, дабы его отпустили, глаголя, яко потребен быти человеком, нощию возбужая их на дела.
Тати же рекоша: «Но сего ради наипаче убием тя: онех убо возбужая, нам же красть не попущаеши».
ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет, яко сия вещи наипаче лукавым суть сопротивныя, яже благим суть благопотребная[757].
90. О ВОРОНЕ И О ВРАНЕ[758]
Ворона, позавидевши врану, начат человеком волхвовати и о сем свидетелей поставляше, еже предглаголаше[759] будущее.[760]
Узрев же неких пришедших путьшественников, взыде на некое древо и, ставши, зело возгласи. Им же ко гласу возвращшимся от пути, хотяще видети,[761] отвещав же некто рече: «Отъидем, о друзи, — ворона есть, иже возгласи, волхвования же не имать».[762]
ТОЛКОВАНИЕ. Притча знаменует, яко тако и человецы, иже лутчим сопротивляющися[763], к равности не приходят, но смеху и поношению[764] исполняются.
91. О ВОРОНЕ И О ПСЕ
Ворона, Афине-богине[765] жертву приношающи, и пса на обедование[766] призываше. Пес же к ней рече: «Что всуе жертвы расточаеши? — ибо богиня сице тя ненавидит,[767] яко и всегдашних твоих волхвований верность испроверже[768]».
Ворона ж ко псу рече: «И сего ради аз наипаче жертвы приносити буду, яко да ярость свою[769] пременит ко мне».
ТОЛКОВАНИЕ. Притча знаменует, яко мнози, ради своея корысти, и недругом своим добро творити не ленятся.
92. О ВРАНЕ И О ЗМИИ
Вран, брашна не имеяй, узре на некоем солнечном месте змию спящу, — сего, налетев, восхити. Змию же возвращшуся и врана угрызе. Умирающий вран глаголаше: «Бедный аз, иже сицевое обретох брашно, от него же умираю!»
ТОЛКОВАНИЕ. Притча к мужу, иже сокровишнаго ради обретения к ползе — и от сего последи бедствующаго[770].
749
87. О козле и о волке. — В конце XIX в. сюжет отмечен среди сказок о животных в украинском фольклоре.
750
«...молю тя, яко да не кроме покаяния...». — В ориг. нет. Сцена козлиного покаяния явно выпадает из рамок благочиния. В списках, восходящих к предварительной редакции перевода (РГБ, собр. Полякова, № 2, и Ярославский обл. архив, № 468/124), эти кадры и вовсе смехотворны: «...яко да не кроме покаяния и пения твоего умру. Воструби убо мне, яко да воспляшу ти и брадою потрясу».
751
...вострубившу и завывшу... — Причастие завывшу переключает метафору в автологический план и объясняет появление бросившихся на волчий вой псов. В ориг. же: αύλοϋντος — ‘играл на флейте’.
753
...глас волчий... — Дополнительная мотивация появления собак. В ориг. нет. «...трубнича трубления не воспоминати». — Figura etymologica, с акцентом «качественной спецификации». В ориг.: «не представляться флейтистом».
758
90. О вороне и о вране. — В греческой мифологии ворон — особо почитавшаяся священная птица Аполлона, наделенная даром прорицания. Но «бытовое» суеверие и ворону не лишало способности накаркать неудачу, несчастье.
760
Ворона, позавидевши врану, начат человеком волхвовати и о сем свидетелей поставляше, еже предглаголаше будущее. — В ориг. иначе: «Ворона, завидуя ворону, что тот прорицает людям и потому призывается в свидетели при предсказаниях будущего...». Гозвинский же и здесь исключил из перевода прорицание по птицам как реальную возможность.
761
Им же ко гласу возвращшимся от пути, хотяще видети... — В ориг.: «когда же они в смущении от страха (καταπλαγέντων) обернулись на голое», но переводчик убрал суеверное смятение путников (или не знал греческого слова — ср. № 113).
762
«...волхвования же не имать». — Полагают, что эта басня — «едва ли не единственное свидетельство о разнице, которая проводилась в птицегадании между вороной и вороной» (Гаспаров М. Л. Басни Эзопа. М., 1968. С. 287). Ср., однако, №85 и 91.
764
...смеху и поношению... — Перевод дополняет осмеяние более резкой общественной оценкой — позором.
767
«...богиня сице тя ненавидит...». — Афина невзлюбила ворону после того, как та принесла ей весть, что питомца богини младенца Эрихтония (чудища с полузмеиным телом, впоследствии одного из первых аттических царей), которого Афина прятала от чужих глаз, углядели сестры Эрихтония, наказанные за это безумием и гибелью.