— Кажется, через три дня уйдем, Василий Иваныч!..
— Карл Карлыч от фрейлейн Амалии письмо получил! Читает теперь! — заметил кто-то смеясь.
— Да ведь вы не обедали, Василий Иваныч?
— Нет… вот сейчас пойду переоденусь…
— Эй! Подавать обедать старшему офицеру! — крикнул вестовым второй лейтенант, содержатель кают-компании. — Сегодня, Василий Иваныч, ваш любимый суп с фрикадельками и отличный ростбиф…
Довольный этим общим ласковым вниманием и в то же время несколько озабоченный новостями и близким адмиральским смотром, Василий Иванович скрывается в каюту, чтобы, переодевшись, явиться к капитану.
Антонов уже ждет Василия Ивановича в каюте. Веда в рукомойнике приготовлена. Свежая, безукоризненная сорочка и белый китель аккуратно разложены на постели.
— Здравствуй, Антонов!.. Ну, вот тебе, братец, платок, — говорит Василий Иванович, отдавая вестовому сверток. — Не знаю, понравится ли?
— Очень форсистый, ваше благородие! — говорит Антонов, с восторгом рассматривая большой шелковый платок с павлином на красном фоне… — Поди два долларя стоит, ваше благородие?!
— Два доллара?! Ты ничего не понимаешь, Антонов… Всего полдоллара! — весело врет Василий Иванович, заплативший за платок целых четыре.
— Очень сходно купили, ваше благородие… Не прикажете ли окатиться?.. В колодце[16] отлично… Господа окачивались…
— Некогда… некогда!.. — торопится Василий Иваныч и, приведя себя в надлежащий порядок, идет в капитанскую каюту.
— Честь имею явиться!
— Что так рано? Мало погуляли, Василий Иванович! — радушно приветствует капитан, усаживая Василия Ивановича рядом с собою на диван и подвигая папиросы.
— Делать нечего на берегу, Павел Николаич! И то долго пробыл…
— Соскучились? — улыбнулся капитан. — Скоро придется уходить… Уж, верно, слышали?.. Я говорил ревизору, чтоб был готов.
— Как же, слышал.
— Адмирал торопит идти на соединение с эскадрой. Рандеву — Хакодате. Оттуда клипер получит особое назначение, но какое — предписание умалчивает.
— Уж не пойдет ли он с нами куда-нибудь? — испуганно спросил Василий Иванович.
— Все может быть… Вы ведь знаете: адмирал любит делать сюрпризы! — проговорил капитан с улыбкой. — Помните, как в прошлом году мы рассчитывали идти в Австралию, а попали на Ситху?.. Да вот прочтите предписание!
Василий Иванович пробежал предписание…
— Там сказано, Павел Николаич: «немедленно идти», — озабоченно проговорил Василий Иванович, чувствуя какой-то благоговейный страх перед бумагами начальства.
— «Немедленно идти по готовности»… Мы дадим команде освежиться на берегу, вытянем такелаж и пойдем… Дня в три справимся ведь, Василий Иваныч?
Василий Иванович выговорил еще денек про запас. Порешили идти через четыре дня.
Василий Иванович вышел от капитана с той смущенной озабоченностью на лице, которая всегда бывала у Василия Ивановича при ожидании адмиральского посещения и при каких-нибудь работах на клипере. Зато в серьезные минуты, когда приходилось выдерживать шторм или требовалась быстрая находчивость, Василий Иванович, напротив, удивлял своим спокойствием.
Тем не менее у него сегодня был отличный аппетит. Он ел все, что ни подавали, и похваливал, к крайнему удовольствию содержателя кают-компании, принимавшего чуть ли не за личное оскорбление всякое неодобрительное замечание насчет блюд.
— Когда снимаемся, Василий Иваныч? — спрашивали его со всех сторон.
— Через четыре дня.
— Это верно, что идем в Японию?
— Верно…
— А оттуда куда, Василий Иваныч?
— А этого не знаю…
— Говорят, Василий Иваныч, в Камчатку…
— За бобрами, что ли?.. — смеется Фома Фомич. — Я бы купил себе бобрика.
— «Говорят»? — усмехнулся Василий Иванович. — Я по крайней мере ничего не слышал. А впрочем, что ж?.. Пошлют в Камчатку — пойдем в Камчатку!
Об «особом назначении» старший офицер умолчал, так как капитан не уполномочивал его об этом говорить. В случае надобности Василий Иванович умел быть нем как рыба.
— А не слышно ли, Василий Иваныч, скоро ли вернется в Россию адмирал? — допрашивают мичмана.
— И этого не слыхал… Вы лучше спросите у самого адмирала! — шутит Василий Иванович. — Скоро его увидите.
Входит рассыльный и докладывает, что команда готова ехать на берег, и Василий Иванович, выпив стакан портерку, идет наверх.
— Смотри, братцы, не очень налегай на вино!.. Чтобы в лежку не привозили! Да друг от дружки не отбивайся… По кучкам гуляй, — наставляет Василий Иванович, обходя по фронту.
— Слушаем, ваше благородие!..
— Сажайте людей на баркас!
— Пошел на баркас! — раздается команда.
Матросы, один за одним, бегут вприпрыжку к выходу и спускаются по трапу.
— Завтра, брат Щукин, будем такелаж тянуть… Так уж ты, пожалуйста… — тихо говорит Василий Иванович, любуясь расфранченным старым боцманом.
— Постараюсь, ваше благородие! — тоже тихо отвечает боцман и с сознанием собственного достоинства направляется к выходу, расталкивая матросов.
Василий Иванович смотрит с мостика, как люди садятся. Теснясь, как сельди в бочонке, матросы занимают места при сдержанном говоре и смехе, перекидываясь шутками, и скоро баркас полон белыми рубашками.
— В котором часу прикажете отваливать с берега? — спрашивает, подходя к старшему офицеру своей медленной походкой, Лесовой.
— Здравствуйте, Федор Петрович! Мы с вами сегодня, кажется, не видались! — как-то особенно ласково говорит Василий Иванович, называя Лесового, против обыкновения, по имени и отчеству, и крепко жмет ему руку.
Лесовой, после такого внимания со стороны старшего офицера, становится еще серьезнее и повторяет свой вопрос еще более официальным тоном: «Я, мол, с тобой пришел не лясы точить!»
— В котором часу? — переспрашивает Василий Иванович и вместо ответа смотрит на Мечтателя так приветливо и сердечно, что тот несколько удивлен и снова замечает.
— Баркас с людьми ждет, Василий Иваныч!
— Ах, виноват… виноват! В девять отвалите!
— Есть!
«Экий славный какой этот парень!» — думает про себя Василий Иванович, провожая глазами отваливший от борта баркас с сидящим на руле Лесовым, и невольно сравнивает с ним Непенина.
Через две недели клипер под всеми парусами, с ровным попутным ветром, входил на Хакодатский рейд, салютуя адмиральскому флагу.
Боцман только что рявкнул «Пошел все наверх на якорь становиться!» — и все были на своих местах.
Капитан ходил тихими шагами по мостику, по временам останавливаясь, чтобы посмотреть в бинокль на стоявшие на рейде суда. Кроме четырех судов русской эскадры, на рейде было несколько иностранных военных судов, не считая многих «купцов» и джонок Василий Иванович тоже, разумеется, на мостике, готовый командовать авралом. Опершись о поручни, он стоит на наветренной стороне и зорко глядит вперед.
Оба они, по-видимому, совершенно спокойны, но в действительности оба они в душе испытывают волнение, зная отлично, что со всех военных судов устремлены бинокли и моряки всех наций ревниво будут следить за маневрами красавца клипера, которому предстоит нелегкая задача — пройти под парусами к эскадре среди множества судов, стоявших на дороге.
Слегка накренившись и с тихим гулом рассекая воду, легко поднимаясь с волны на волну, приближался «Голубчик» к судам. Полнейшая тишина царит на клипере. Только изредка раздается звучный тенор Василия Ивановича:
— На баке! Вперед смотреть!
И ответ боцмана:
— Есть! Смотрим!
И снова тишина.
Все понимают, что для моряков это — торжественные минуты, что вход на рейд подобен появлению какой-нибудь блестящей красавицы среди ревнивых соперниц и что теперь посторонние разговоры неуместны, да и не идут на ум. У всех, начиная с капитана и кончая вот этим маленьким матросом, стоящим у своей снасти, одна мысль: как бы клиперу не осрамиться и войти в люди, как следует военному судну. Все посматривают на мостик и, видя спокойные, уверенные лица капитана и Василия Ивановича, чувствуют, что клипер не осрамится.
16