Взбудораженно-странническую атмосферу 1917 года Хлебников довольно подробно описал в прозе, известной под названием «Октябрь на Неве». Одну житейскую реальность года он опустил. В ноябре В. Каменский и Д. Бурлюк устроили ему в Москве какую-то оплачиваемую литературную работу по соглашению с преуспевающим булочником и меценатом Н. Д. Филипповым (на средства которого было организовано известное в истории футуризма «Кафе поэтов»). Дм. Петровский вспоминал трагикомическую ситуацию своей встречи с Пумой (прозвище Хлебникова) в комфортабельной гостинице, где бездомный будетлянин занимал отдельный номер с объявлением на дверях: «Прием с 11.30 до 12.30». Хлебников, естественно, занимался своими вычислениями, а не договорной работой. К тому же и частное меценатство в тот момент было уже сомнительно.[8]
1918 год Хлебников встретил в Астрахани, став свидетелем одного из первых столкновений начинавшейся Гражданской войны. Весной и летом он в Москве, потом в Нижнем Новгороде, откуда по Волге вновь возвращается к родным. Во второй половине года вся семья собирается под крышей дома на Большой Демидовской улице. У старшей сестры Кати здесь был зубоврачебный кабинет. Младшая Вера, вернувшись из Италии, пыталась наладить профессиональные отношения с местными художественными мастерскими. Брат Александр (биолог и изобретатель) после роспуска старой армии приехал к родным и (до мобилизации уже в Красную армию) пробавлялся разными случайными заработками. Владимир Алексеевич, вновь поступивший на государственную службу в лесной отдел губернского управления, принимает участие в комиссии по устройству природного заповедника в дельте Волги. Виктор осенью начинает сотрудничать в армейской газете «Красный воин» по рекомендации поэта Рюрика Ивнева (знакомого по Петрограду 1917 г.), который приезжал в Астрахань на открытие местного университета с мандатом наркома просвещения А. В. Луначарского.
Ранней весной 1919 г. Хлебников снова в Москве. По разным косвенным источникам известны некоторые места его столичных кочевий: Дом искусств на Поварской, квартира доктора А. П. Давыдова на Страстной площади, комната Маяковского в Лубянском проезде…
Весной девятнадцатого Маяковский, добившийся в Наркомпросе разрешения на выпуск книг «левых» авторов под маркой «Издательства молодых» (ИМО), включил в список большой том Хлебникова. Составителем и автором предисловия был определен филолог Р. О. Якобсон (1896–1982), с которым Хлебников был знаком с конца тринадцатого года. 28 марта и 16 апреля Маяковский выдал Хлебникову авансом в счет гонорара за будущую книгу 1150 рублей. Не дождавшись официального договора и едва начав с Якобсоном предварительную работу по составу издания, Хлебников уезжает в Харьков. Катастрофически ухудшавшаяся обстановка внутри Советской республики вызвала и свертывание амбициозных планов ИМО. Не был реализован не только проект «Всего сочиненного» Хлебникова, который изначально был чреват серьезными текстологическими проблемами, но и вполне готовая к изданию рукопись стихов Б.Пастернака «Сестра моя, жизнь» пролежала без движения почти четыре года. Якобсон, уехавший за границу в начале 1920 г., оставил переданные ему Маяковским рукописи Хлебникова в сейфе Московского лингвистического кружка (МЛК). Два года спустя у Хлебникова возникло подозрение о злонамеренном сокрытии оставленных им в Москве рукописей. Подозрение переросло в публичный литературный скандал (уже за пределами его земной жизни), отзвуки которого дошли и до наших дней.
Что же касается неожиданного отъезда на юг весной 1919 г., задуманного, наверное, кратким отдыхом в уже знакомой обстановке дачного плодового сада и прекрасного общества сестер Синяковых, то он превратился в длительный (полтора года) харьковский период жизни Хлебникова. Этот период отмечен и продуктивной творческой работой, и углублением безбытного существования, принимавшего уже патологические формы.
В Харькове написана статья «Наша основа» – наиболее последовательное истолкование языкового и историософского credo будетлянства. В числе нескольких поэм, относящихся к этому периоду, – «Ладомир» как вершина утопического сознания, непосредственно связанного с эмоциональной атмосферой всеобщего преображения жизни. И рядом – образцовый палиндром (перевертень) «Разин», по определению Маяковского, «сознательное штукарство», от изощренного чувства слова как такового. Многочисленные опыты «звездного языка», собранные в композицию «Царапина по небу», – тоже Харьков. Как и вещи протокольно-иррационального строя, связанные с реалиями увиденной в Харькове гражданской смуты – ив стихах («„Верую“ пели пушки и площади…», «Председатель чеки»), и в прозе («Малиновая шашка»),
В начале июня 1919 г. фронтами Гражданской войны Харьков оказался отрезанным от Москвы. С 25 июня по 12 декабря город был занят Добровольческой армией Деникина. Объявляется всеобщая мобилизация всех призывных возрастов. Обнаруженный патрулем «белых» на даче Синяковых без каких-либо документов, в немыслимой драной шубе вместо пиджака, Хлебников едва не был застрелен как шпион «красных». Срочно пришлось обратиться в ту же земскую психиатрическую лечебницу («Сабурова дача»), в которой его временно комиссовали весной 1917 г.
Последнее освидетельствование «Владимира Хлебникова» в связи с его воинскими обязанностями документировано в статье В. Я. Анфимова 1935 г. – «В. Хлебников в 1919 году» (см. СС, 2:515).
«При наличии нарушения психической нормы, – констатирует профессор, – надо установить, общество ли следует защищать от этого субъекта или, наоборот, этого субъекта от коллектива. Наличие выдающихся задатков у талантливого Хлебникова ясно говорит о том, что защищать от него общество не приходится и, наоборот, своеобразие этой даровитой личности постулировало особый подход к нему со стороны коллектива, чтобы получить от него максимум пользы. Вот почему в своем специальном заключении я не признал его годным к военной службе».
Помимо рекомендательного заключения, адресованного армейской мобилизационной службе, в статье Анфимова важны общие наблюдения над необычным пациентом (истолкование полученных от него биографических сведений, которые легли в историю болезни).
«Он происходил из семьи с наследственно-психическим отягощением. В роду были и душевнобольные, и чудаки-оригиналы. Один из братьев матери страдал депрессивной формой какого-то психоза <…> Еще в гимназии он страдал неврастенией <…> Для меня не было сомнений, что в Хлебникове развертываются нарушения нормы так называемого шизофренического круга в виде расщепления (дисгармонии) нервно-психических процессов <…> В своей жизни В. Хлебников, по-видимому, не имел ни постоянного местожительства, ни постоянных занятий в обычном смысле этого слова. В вечных скитаниях он терял свои вещи, иногда их у него похищали воры. Рукописи свои он тоже постоянно терял, не собирая и не систематизируя. Про него можно сказать то, что другим психиатром написано про другого талантливого французского писателя Жерара де Нерваля: „Всем своим существом он вошел в жизнь литературной богемы и с тех пор никогда не научился другой жизни“ <…> Проблема любви в жизни Хлебникова с самой юности ставилась и решалась своеобразно. В собранном мною анемнезе я отметил, что пациент начал половую жизнь поздно и она, вообще, играла очень малую роль в его существовании».
Последний пункт цитируемой медицинской статьи возвращает нас к «дневнику» Хлебникова, к невероятной его влюбчивости, которая, по воспоминаниям разных людей, никогда не превращалась в настоящее устойчивое чувство.
Женщины не раз отмечали его природную привлекательность. Например, художница М. М. Синякова вспоминала о своих первых впечатлениях: «Хлебников был совершенно изумительный красавец. Элегантный человек, у него был серый костюм, хорошо сшитый. Он был в котелке. Фигура у него была совершенно изумительная, хотя был он немножко сутулый. Он был очень замкнутый, почти никогда не смеялся, только улыбался… тех странностей, которые у него потом появились, совершенно тогда не было» (Вопросы литературы. М., 1990. № 4. С. 259).
8
Н. П. Степанов в биографическом очерке о В. Хлебникове приводит в пересказе Веры Хлебниковой воспоминания брата: «„Меня в Москве пригласили быть редактором одного журнала. Я согласился, получив аванс на расходы – кошелек, туго набитый деньгами; вышел на улицу, прошел немного и раздумал. Вернулся обратно и отдал кошелек, отказавшись от должности редактора. Это слишком меня связывало“, – добавил он задумчиво» (В. Хлебников. Избранные стихотворения. М., 1936. С. 52).