В этом споре и «Суровые дни» стали аргументом. Критик Н. Кадмии противопоставил правдивых Горького и Бунина, верных «глубинной художественной традиции», и романтиков Андреева со Шмелевым, создавших «некую идеологию мужика»[17]. Это был ответ на статью Андреева о «Суровых днях». Андреев, в частности, писал:
«С легкой руки надменных „новозападников“ наших, мужик попал в хамы и безнадежные эфиопы. Просто эфиоп. Нежно и любовно, трепетно и чутко, как верующий к ранам Христовым, подошел Ив. Шмелев к этому „эфиопу“ и новой красотою озарил его лапти и зипуны, бороды и морщины, его трудовой пот, перемешанный с неприметными для барских глаз стыдливыми слезами. Нет на этом мужике прекраснодушного народничества, ничего он не пророчествует и не вещает в даль, но в чистой правде души своей стоит он, как вечный укор несправедливости и злу, как великая надежда на будущее…»[18]
…В эмиграции Шмелева, вероятно, можно причислить к продолжателям, славянофильской традиции. Для нас важно, что это «неославянофильство» начало зарождаться в начале века, в противоположность также определенным «неозападническим» тенденциям. Но ему еще предстояли значительные испытания.
СОЛДАТСКАЯ тема возникла у Шмелева вместе с. деревенской, в годы первой мировой войны: развиваться же и углубляться она стала позднее – после февраля, а затем октября 1917 года (потому что вопрос о солдате небезразличен революции).
Как известно, 1 марта 1917 года Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов издал «Приказ № 1»[19]: с него начался развал армии. Уже 30 апреля Сергей Шмелев пишет отцу с фронта, как к ним в артиллерийский полк приходил прапорщик из пехоты и обвинял офицеров в измене и трусости, подобные неприятности были и у других воевавших знакомых Шмелева.
Что же отвечает отец сыну? Почти в каждом (!) (а их 29) письме он пишет одними и теми же словами: «Народ не виноват». «Мне больно за народ. Он не виноват. Он так много и теперь терпит. Только все трудные экзамены ему закатывают: то держали на месте тысячу лет, с завязанными глазами, то сразу сняли повязку, открыли свет на сто дорог, и по какой надо – не могут указать. Да еще по-итало-англо-санскритски с ним разговаривают»[20]. И Шмелев советует своему Сергею: «разговаривать с солдатами, объяснять им ситуацию, читать газеты – „Русские Ведомости“, „Власть народа“» (в них – его позиция, в них печатается он сам).
Эту же цель – разъяснять, предостерегать, пропагандировать, говоря с народом «живым словом», – Шмелев прямо провозглашает в очерках «В Сибирь за освобожденными» и «Набросках». 14 марта 1917 года как корреспондент «Русских ведомостей» вместе с писателем Б. А. Тимофеевым Иван Сергеевич едет с поездом за освобожденными политкаторжанами и описывает свои впечатления с дороги. (Именно тогда произошло убийство, которое он неоднократно вспомнит впоследствии[21], пока же его настроение в общем радостное и приподнятое[22].)
Далее он сам начинает эту цель осуществлять – в «Пятнах» и ряде очерков, примыкающих к ним. Он говорит с народом и о народе; солдаты становятся одними из главных героев его произведений (может быть, к ним в первую очередь и обращенных). Поэтому его форма – живые сценки, разговоры, наблюдения с натуры. Эффект присутствия – полный! Иногда мы даже можем проследить, как «материал жизни» переходит в очерки (см., напр., «Суд Соломона» и письмо к сыну: «Была вчера Руфина из Серпух. <…> У монастыря отняли покос слободские. Поп является лётом на слободские митинги и бьется за свои права, угрожая карой Владычицы»[23]).
В двух последних «Пятнах» форма уже несколько изменена: это почти что «сказ» от лица определенного персонажа (библиотекаря, старообрядца), с характерной лексикой, сравнениями, логикой. Правда, бывает, начнет герой, а закончит все-таки явно Иван Сергеевич[24]. Все это произведения, конечно, с отчетливой политико-публицистической тенденцией.
Шмелев выступает против «шкурного», на котором «заиграли» «идеологи-социалисты»[25], ратует за сохранение хозяйства и хозяев, всего веками накопленного русского богатства[26]. Поддерживает Временное правительство, идею Учредительного собрания (по письмам видно, что считает Керенского «госуд. складки человеком»[27]), радуется уничтожению старых порядков, но полемизирует с большевиками. Все это, в общем, совпадает с программой «Власти народа», руководимой Е. Л. Кусковой, женой министра Временного правительства С. Н. Прокоповича.
Когда большевики закрыли и «Русские ведомости» (еще три месяца выходившие под названием «Свобода России»), и «Власть народа», и «Родину» («Нашу Родину» М. Осоргина), где печатался Иван Сергеевич; когда сын вернулся с фронта, отравленный газами, – в июне 1918 года Шмелевы уехали в Крым. И в конце этого же года Сергей был мобилизован в Добровольческую армию. Шмелевскую политическую позицию на тот момент пока мы просто не знаем; статья в эсеровской газете «Народ» больше запутывает, чем проясняет. Во всяком случае, «душевное состояние» у него «отвратительное»[28]:
«Понимаете ли, жизнь не на-ла-дится! Таков наш народ, что хоть улицу им мети. И долго будут им мести, пока эта метла не измотается или пока метельщики не потер, охоты. А сам. страшные метельщики – убитые Богом гг. левейшие социалисты. И все же: кровь (гениальный прогноз Толстого в сказочке об Ив. Дур., но отчасти)»[29].
Толстой ли его подвинул, или, как он сам пишет, захотелось «уйти от себя» – только в этом-то состоянии за три октябрьских дня 1919 года он написал шесть сказок «юморо-сатирическ. склада»[30]. Они, безусловно, продолжают линию «Пятен».
Это по-прежнему разговор с народом, уже в самой доступной форме. Рассказчик здесь – не Иван Шмелев, а некий простой человек из народа, наделенный здравым смыслом и юмором. Отлично передана именно устная речь. В эмиграции Шмелев стиль слегка подправил, усилив образность и лаконизм – но, конечно, уже в 1919 году родилось его «живое слово», которое отметила критика.
Ю. Айхенвальд писал о «Сказках»: «…такие подобраны в них слова и сочетания, что слышны самые интонации живой речи и почти звучат даже тембры человеческих голосов»[31]. Вл. Ладыженский: «Язык Ив. Шмелева превосходен. Это настоящий народный язык без предвзятой изысканности, без заглядывания в словарь Даля и злоупотребления провинциализмами»[32].
Вместе с тем согласно жанру политической сказки (чрезвычайно, кстати, распространенному в газетах Белого Юга) здесь много символов, намеков и иносказаний. Наиболее характерно в этом смысле «Инородное тело»[33].
По этим символам можно догадаться, что Шмелев уже изменил свое отношение к Временному правительству (по всей вероятности, первый вариант статьи «Убийство» был написан в Крыму[34]) и к старым порядкам. Во всяком случае, «Преображенский солдат» видит во сне Николая II, и сон кажется ему добрым, а его дурная болезнь не проявляется.
Солдат, по Шмелеву, должен быть ВЕРНЫМ! И тогда через него придет спасение России («Степное чудо»). А вот барин по-прежнему несимпатичен в своем «веселье». И долго еще будет несимпатичен и в эмигрантских произведениях писателя.
Шмелев почти не правил смысл сказок, издавая их в Париже[35]. Единственное крупное изменение – в «Матросе Всемоге». В 1919 году терой запродает русскую «честь-совесть» за «настоящую слободу». В 1923-м – отдает крест и душу, чтобы вознестись до небес. Соответственно и конец другой. В 1919-м – матрос просто обругал радугу нехорошим словом, а в 1923-м – погиб. Сказка стала более классическим вариантом истории о сговоре человека с нечистой силой.
19
Этот приказ передавал власть в армии выборным комитетам из низших чинов, сосредоточил в их руках все оружие, изменил отношения между солдатами и офицерами. См., напр: Архив русской революции. Т. 6 – М., 1991 С. 73.
20
Шмелев И. С. Письмо С И. Шмелеву от 23 августа 1917 г. – ОР РГБ, ф. 387, к. 9, ед. хр. 24.
21
«Было и страшное (в ночь Светл. Пасхи). Зарезали на одн. станции уголовные семью в 5 челов. В России все было спокойно. Правда, солдат много – передвигается – бродячая вольница» (Шмелев И. С. Письмо С. И. Шмелеву от 19 апреля 1917 г. – ОР РГБ, ф. 387, к. 9, ед. хр. 23). Об этом позднее он напишет «Убийство», «Черную Пасху», «Кровавый грех».
22
Это видно не только по очеркам, но и по письмам с дороги: сыну, И. Бунину, И. Белоусову, Н. Клестову-Ангарскому.
23
Шмелев И. С. Письмо С. И. Шмелеву от 5 августа 1917 г – ОР РГБ, ф. 387, к. 9, ед. хр. 24.
24
В «Книжном человеке», например, слова героя перекликаются с рассуждениями Шмелева: «Большевизм, эта политическая крайность, не совпадает с анархическими силами жизни. Руководители большевиков слепы государственно. Для проведения идеалов нового республик строя в жизнь – нужна страшная любовь к родине, к народу в целом, а не к отд. только классу. Это слова Монтескье. И они глубоко верны» (Шмелев И. С. Письмо С. И. Шмелеву от 9 сентября 1917 г. – ОР РГБ, ф. 387, к. 9, ед. хр. 24).
25
«Влили вино в старые меха. Слишком мало учли нравственный и общекультурный лик и багаж народа. Заиграли на чувствит. струнках – тронули вопрос шкурный, наобещали. Теория и теория. Явились идеологи-социалисты и произвели грандиозный эксперимент» (Шмелев И. С. Письмо С. И. Шмелеву от 30 июля 1917 г. – ОР РГБ, ф. 387, к. 9, ед. хр. 24).
26
«…от низов человеческой дикости к культуре духа, через материю к идеалам, к красивым мечтам, к очеловечиванию жизни, через человеческое, через „мясо“ к духу, через камни, через железо, через землю, через самые разнообразные плоды творчества рук человеческих, через самое реальнейшее на всех путях жизни» (Шмелев И. С. Отрывок неоконч. статьи. – ОР РГБ, ф. 387, к. 8, ед. хр. 23).
27
Шмелев И. С. Письмо С. И. Шмелеву от 9 сентября 1917 г. – ОР РГБ, ф. 387, к. 9, ед. хр. 24.
28
Во избежание путаницы надо сказать, что И. С. и О. А. Шмелевы побывали в Крыму, в Алуште и летом 1917 г. Так был написан очерк «По мелководью», с дороги – «Разруха ли?», а по впечатлениям – «Перекати-поле». О его герое Григории Рагулине, впоследствии заколовшем на ферме Сергеева-Ценского одну из работниц (см. «Солнце мертвых», «Крест», «Ентрыга»), Шмелев писал: «Выведен „приятель“ Ценск. Гришка. Это опыт лепки будущего большевика. Я попал в точку» (Шмелев И. С. Письмо А. Б. Дерману от 4 (17) октября 1918 г. // Литературное обозрение. 1997. № 4. С. 23).
29
Шмелев И. С. Письмо А. Б. Дерману от 2 августа 1919 г. // Литературное обозрение. 1997. № 4. С. 31.
30
Шмелев И. С. Письмо А. Б. Дерману от 24 октября 1919 г. // Литературное обозрение. 1997. № 4. С. 33.
33
Тут есть и заинтересованность иностранного капитала в русской революции (Карл Иваныч), и марксистское учение (Маркуша), Временное (комиссар-пристав) и Крымское краевое (доктор Сериков) правительства, а также надежда на союзников англичан (мастер Тайм). О судьбе этой надежды см. «Письмо лейтенанта» и «Пушечное вино».
34
В крымских рукописях Шмелева есть листок с перечислением рассказов, судя по всему, написанных в Крыму (там нет ни московских, ни неоконченных произведений). «Убийство» там значится – см… ОР РГБ, ф. 387, к. 8, ед. хр. 29.
35
«Сказки» даются по их парижскому варианту. «Крымский» вариант см.: Крымский архив. 1994. № 1 (публикация Л. М. Борисовой). Там же – и крымский вариант «Голоса Зари». Этот рассказ – последнее произведение Шмелева, переписанное рукой сына, – отсюда позднее посвящение.