Умер от хронического сиротства.
Лунный денди, чье сердце было полно благородства,
Лежит, изломанный, распростерт[71].
Тема Пьеро, печального клоуна, была в начале ХХ века чрезвычайно популярной.
Элиот сразу заказал в Париже трехтомник полного собрания сочинений Лафорга, который, правда, прислали только весной – трансатлантическая почта работала медленно.
В июне 1909-го Том получил диплом «бакалавра искусств» с приличными, хотя и не блестящими, оценками: по четырем предметам А; по трем – В; по двум – С; и только по одному – D. На 1909/1910 год он записался в магистратуру по специальности «английская литература».
Летом после экзаменов он приобрел в Глостере разлинованную записную книжку в 72 листа. Книжку он в дальнешем озаглавил «Измышления Мартовского Зайца» («Inventions of the March Hare»). В нее записывались наброски стихов и законченные стихотворения[72], поначалу в основном навеянные Лафоргом. Даже атмосфера Гарварда могла вдохновлять меланхолические размышления на тему «лунности» и «изломанного пьеро».
Благодаря Ч. У. Элиоту в Гарварде работало много ученых международного класса. Его аристократический демократизм проявлялся в том, что некоторые из них вполне могли лично у него вызывать неприязнь – например, известный философ Джордж Сантаяна (1863–1952). Работал там и знаментый психолог и философ Уильям Джеймс (1842–1910), первым в США начавший читать университетский курс психологии. Его книга «Многообразие религиозного опыта» («The Varieties of Religious Experience», 1902) была переведена на русский язык в 1910 году, на самом пике серебряного века.
Книги Генри Джеймса (1843–1916), брата Уильяма и знаменитого писателя, были в Гарварде настольным чтением. Том читал «Американца» («The American», 1876), «Европейцев» («The Europeans», 1877), «Женский портрет» («The Portrait of a Lady», 1881). Этим названием он воспользовался для собственной поэмы.
Среди популярных профессоров были Джордж Лайман Киттредж (1860–1941), профессор кафедры современных языков, полиглот (он знал, например, староисландский); Джордж Пирс Бейкер (1866–1935), теоретик театра (у него учились многие известные американские драматурги, например Юджин О’Нил); Чарльз Таунсенд Коупленд (1860–1952), «наставник» в области литературной техники; Джозайя Ройс (1855–1916), философ, сторонник «абсолютного идеализма»; Ральф Бартон Перри (1876–1956), тоже философ, последователь У. Джеймса; Ирвинг Бэббит (1865–1933), основатель движения «Нового гуманизма» («New Humanism») в литературе. Приглашенным профессором в Гарварде некоторое время был знаменитый логик и философ Бертран Рассел (1872–1970).
По-настоящему значительное влияние на Элиота оказали лишь двое последних. От Коупленда и его «писательского мастерства» Том старался отмежеваться. Много лет спустя он вспоминал: «В первое десятилетие века ситуация была необычной. Мне не приходит в голову ни один живой поэт, ни в Англии ни в Америке, в то время на высоте своих творческих сил, чья работа могла бы указать путь молодому поэту, ищущему новых способов выражения. Это был хвост викторианской эры…»[73] Во Франции (а также многих других странах континентальной Европы, включая Россию) положение выглядело иначе.
Популярный Коупленд был противоречивой фигурой. Его биограф Дональд Адамс писал: «Иногда выдающийся преподаватель и ученый сочетаются в одном лице – но это было не так в случае Коупленда… В нем доброжелательное отношение к людям сочеталось с интересом к окружающим, особенно молодым, дар прояснять и упрощать тонкие проблемы – с сильным желанием делиться своими знаниями и способностью будить энузиазм в других, и наконец, силой проекции своей личности…»[74]
В отличие от большинства преподавателей, Коупленд был «доном», т. е. не имел семьи, и жил в самом центре «золотого берега». Раз в неделю он устраивал у себя открытый вечер. Огромной популярностью пользовались его публичные чтения – иногда он читал сам, иногда приглашал знаменитостей. Внешность Коупленда не производила большого впечатления. Он был «серьезным маленьким человеком c подстриженными темными усами и величественным лбом… в клетчатом костюме, с воротничками из ткани с рисунком, и носил шляпы-котелки, которые казались больше его головы… Никто никогда не встречал профессора, который бы так выглядел. Он мог быть актером»[75].
Коупленда можно назвать успешным социопатом – однажды его портрет появился на обложке журнала «Time». В пояснении сообщалось: «Уже 21 год Гарвардский клуб в Нью-Йорке организовывает вечер в честь “Коупи”, ужин, сопровождавшийся чтением, в котором принимает участие счастливая компания Сподвижников Коупленда (только по приглашению). Здесь часто видели Теодора Рузвельта. Здесь бывали Дж. П. Морган… издатель Джордж Палмер Патнэм… и много обыкновенных Джонов Смитов и Томов Джонсов…»[76]