– Что? – Белинда наконец с трудом останавливается.
– Что ты делаешь?
– А? – говорит Белинда, руки ее висят вдоль тела. – А-а, – повторяет она. – Я просто беспокоюсь… Думаю, что так.
– А-а, – говорит Мэри. – О ком бы ты там ни думала, уверена: от того, что ты шпионишь за ними, ничего не изменится.
– Я не шпионю, – протестует Белинда.
– А что ты тогда делаешь ?
– Смотрю.
– Ты делаешь гораздо больше.
– Ну, тогда смотрю с близкого расстояния, – допускает Белинда.
– Ага. Но для меня это, несомненно, выглядит как шпионство, – говорит Мэри, поворачиваясь, чтобы вернуться в кухню. – Хочешь кофе? – спрашивает она.
– Нет, – отвечает Белинда, снова направляясь в конец террасы и вертя в руках свой бинокль. – А вообще да, давай, – добавляет она, махнув рукой. – Я все равно могу от чего-нибудь умереть, и отравление кофеином – не худший способ для этого.
– Ну, что ты выяснила? – интересуется Мэри через плечо.
– Что? – рассеянно переспрашивает Белинда.
– Что ты увидела?
– Ну, – начинает Белинда. Ее глаза напряженно вглядываются во что-то через линзы, кончик языка высовывается изо рта: она осматривает лежащую внизу долину. – Не много, не много. – Она замирает, заметив что-то. Будто хищник из семейства кошачьих, напрягшийся перед прыжком, она делает пробный шаг вперед. – Но там определенно что-то происходит, – говорит она. – Я видела по меньшей мере троих: они там ходят вокруг. Вот один из них.
– Ты видишь американца? – Мэри возвращается на террасу, руки в боки: она ждет, пока вскипит чайник.
– Не глупи, я и понятия не имею, как он выглядит.
– Ну, скажем, кого-нибудь, кто похож на американца?
– Если ты имеешь в виду кого-нибудь в кричащих шортах, размером с пляжный мяч, то нет, таких я не видела, – говорит Белинда. Ее язычок высовывается наружу и снова исчезает от напряжения: она старается уследить за малюсенькой фигуркой, движущейся внизу.
– Можно посмотреть?
– Нет, – отрезает Белинда, крепко вцепившись в свой бинокль. – Ты понятия не имеешь, на что надо смотреть. Чайник еще не вскипел?
– Пойду погляжу, – отвечает Мэри и плетется обратно на кухню.
Миниатюрная фигурка в джинсах и белой майке возвращается в «Casa Padronale», но обратно не материализуется. Подобно снайперу с винтовкой, нацеленной на вражеские колонны, Белинда неподвижна. Она держит свою позицию. На самом деле она даже подвинулась на шаг ближе. Локти в стороны, глаза не мигают – она проглядывает долину в поисках других целей. Она прочесывает глазами землю вокруг «Casa Padronale». Рыщет взглядом по высокой, неухоженной траве между тремя фиговыми деревьями, растущими перед домом, и между девятью или десятью оливковыми деревьями справа. Ничего. Дорога, ведущая от дома к белому шоссе, также пуста.
– Там как будто нет никакой машины, – бормочет она себе под нос. – Либо они пришли пешком, либо их высадили тут еще до рассвета.
– Ты сидишь тут с рассвета? – спрашивает Мэри. Она держит в руках две кружки кофе.
– Довольно давно…
– О Боже! – вздыхает дочь, садясь на крыльцо в конце террасы и сонно уставившись в пространство. Потом дует на свою кружку и делает попытку отхлебнуть глоток. – Тебе не кажется, что ты слишком бурно реагируешь на происходящее ?
– Слишком бурно реагирую? – Белинда оборачивается на сто восемьдесят градусов. Ее бинокль следует за ней, но опаздывает на целую секунду и бьет ее по груди. – Слишком бурно реагирую? Ты обвиняешь меня в том, что я слишком бурно реагирую? У тебя есть хоть малейшее представление о том, чем все это может обернуться для нас? Для меня. Для тебя и меня. Для моего бизнеса. Для твоих средств на проживание. Для твоего будущего наследства.
Мэри замирает с открытым ртом.
– Американец может уничтожить нас. Его приезд– в мою долину! – может стать концом света! Ты понимаешь, что это значит? Понимаешь? – Теперь Белинда, похоже, впала в истерику. Сочетание изрядного количества вина, выпитого прошлым вечером, слишком большой порции кофе, выпитой сегодня утром, и запора, вызванного фуа-гра, сделало ее нервной и раздражительной. – Понимаешь? – повторяет она. – Или мои слова звучат неубедительно?
– Это просто немного здоровой конкуренции, – говорит Мэри самым что ни на есть мягким и кротким тоном.
– С каких это пор конкуренция стала здоровой?
– С тех пор как…
– Никогда она такой не была! – кричит Белинда, высоко вздымая свои короткопалые руки. Она идет к кружке с дымящимся кофе и делает большой глоток.
Мэри задерживает дыхание. – А-ууу! – Мать немедленно выплевывает все обратно, разбрызгивая кофе изо рта по всей террасе. – Господи, как больно! – орет она, прикрывает рот рукой агрессивно смотрит на чашку. – Этот кофе дьявольски горячий!
– Я только что его приготовила, – объясняет Мэри. Белинда не может ответить. – В любом случае, – продолжает дочь, пользуясь «обожженным» молчанием матери, – он с тобой не конкурирует.
– Нет? – мямлит Белинда. Голос у нее непривычно тихий.
– Нет, – объясняет Мэри. – Он открывает отель, а у тебя пансионат.
– Престижный пансионат, востребованный на рынке, – поправляет Белинда.
– Пусть престижный пансионат, востребованный на рынке, но это все же другой рынок, – настаивает Мэри. – Никто никогда не встает перед выбором: остановиться в отеле или в пансионате. Можно выбирать между дорогим отелем и дешевой гостиницей, но не между отелем и пансионатом. Это совершенно разный образ жизни. – Мэри старается изо всех сил. – В первом случае человек становится почти членом семьи, он как будто обретает второй дом, а во втором случае не обретает ничего. Платит деньги, снимает номер, пользуется удобствами, а потом уезжает. Вот и все. – Мэри улыбается. – Это не конкуренция. На самом деле отель и пансионат дополняют друг друга.
– Дополняют, говоришь? – произносит Белинда, все еще держа руку у рта.
– Именно, – кивает Мэри.
– И это хорошо?
– Очень хорошо.
Белинда усаживается в полосатый шезлонг:
– Ну, тогда все в порядке.
– Мам? – зовет Мэри.
– Гм… – говорит Белинда, облизывая свои розовые обожженные губы таким же розовым обожженным языком.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Вообще-то нет, – вздыхает Белинда, медленно ставя горячий кофе на пол террасы. – Я не очень хорошо спала. На самом деле мне немного не по себе.
– Почему бы тебе не пойти придешь?
– Ты думаешь?
– Ну, через пару часов к тебе приезжают постояльцы, поэтому, может быть, следует немного расслабиться перед тем, как они сюда явятся?
– Я думаю, ты права, – говорит Белинда, бессильно проводя рукой по волосам. – Пожалуй, я пойду.
Отправив мать в постель, Мэри получает свободу слоняться по дому, заглядывать во все четыре комнаты и копаться в вещах Белинды, пытаясь вспомнить, изменилось ли что-нибудь с прошлого года. Две комнаты для гостей на первом этаже в бывших cantina 58 для животных сохранились в точности в прежнем виде. Простые, белые, с двуспальными кроватями, деревянными стульями и букетами сухих подсолнухов в вазах. У каждой есть отдельный вход, ванная комната почти класса люкс и террасы чуть ниже уровнем, с геранями в горшках на каждом шагу. Этажом выше – кухня и гостиная, тоже с террасой, на которую ведет балконная дверь с окном. Оттуда можно пройти обратно к Белиндиному любимому шезлонгу, биноклю и многочисленным горшечным цветам.
В отличие от отведенной гостям части дома на втором этаже заметна масса небольших перемен и нововведений. Любимое кресло Терренса переделано во что-то более бронзовое, прекрасное и более соответствующее Тоскане. На телефон поставили автоответчик, в холле появилось зеркало с серебряными уголками. Компьютер и крепкий компьютерный стол остались прежними, как и большой круглый кофейный стол во внутреннем дворике слева от входной двери и справа от шоссе, – на нем Белинда подает всю еду гостям. Третий этаж изменился меньше. Комнаты Белинды – большая пурпурная спальня с выложенным терракотовой плиткой полом и дорогая бирюзовая ванная – сохраняют прежний вид на протяжении всех пяти лет, что она живет в «Casa Mia». В маленькой белой комнате Мэри, с душем и раковиной в углу, появилась новая односпальная кровать с пружинным матрацем. Прошлогодние жалобы на боль в спине и сломанные пружины, очевидно, не остались совсем уж незамеченными.
58
Подвал, погребок (ит.), возможно, имеется в виду также одно из английских значений этого слова – «кормушка».