Эдвард просыпается.
Эдвард. Адам, какого чёрта?
Адам. Как вы смеете так надо мной издеваться?
Эдвард. Что с ним случилось?
Майкл. Он американец.
Эдвард. Успокойся, Адам, успокойся.
Адам. Что я вам сделал?
Эдвард. Это я, это Эд, это я. Майкл здесь. Это мы.
Пауза.
Всё хорошо. Всё хорошо.
Пауза.
Адам. Мне надо будет хорошо выглядеть.
Майкл. Ты отлично выглядишь, Адам.
Пауза.
Адам. Они нас не изуродуют. Мы их самый ценный актив.
Майкл. Знаешь, я нахожу в этом некоторое утешение. Когда я потерял работу в университете, я чувствовал себя лишним. Большую часть жизни я посвятил созданию кафедры, и — оп-ля! — злая ведьма взмахнула разок палочкой, и всё пропало. Так что приятно почувствовать себя ценным. Нужным в каком-то смысле.
Пауза.
Мерзко, да?
Адам. Кто такой американец?
Эдвард. Тот, кто родился в Америке.
Адам. Американец — это, повторяю, ценный актив. Призовое имущество. Призовое, да, ценное, но не любимое. За голову американца всегда назначена цена. И у себя в голове американец верит в назначенную за него цену, потому что у них рыночная экономика, а при этой экономике всё имеет цену. Но та же рыночная экономика утверждает, что в зависимости от сделки цена может отличаться. И ценный актив, призовое имущество, этот американец не может регулировать свою собственную цену. А кто не может регулировать, тот в жопе. Я американец, я араб, я в жопе. Вот что между нами общего.
Пауза.
Как умерла твоя жена?
Майкл. Нита? Авария. Без неё жизнь стала другой.
Пауза.
Нита конечно бы не захотела, чтобы я превратился в плакучую иву, поэтому… жил дальше, словно, ну, ничего не случилось. Кое-что случилось. Как специалист я изменился. До её смерти у меня было множество идей для публикаций. Ничего особенного. В основном об английских диалектах. Однако, после аварии я просто читал староанглийские элегии и средневековые романы и преподавал, как мог. Ничего не публиковал. Утратил и жену, и честолюбие. Отсутствие публикаций не поспособствовало при рационализации. Ну, такое случается.
Эдвард. Это нас так развеселило.
Майкл. А это было не для того, чтоб тебя развеселить. И даже не для твоих ушей. Я говорил с Адамом, который задал мне вопрос. Тебе получше, Адам?
Адам. Нет, ненавижу эти трусы.
Майкл. Тут уж ничего не поделаешь.
Адам. Я хочу пару плавок. Хочу надеть самый большой подарок человечеству от моей страны. Чистые, белые плавки. Бельё для мужчин. Вот почему арабы их не носят. Если у них трусы без дырок, они же письку свою не найдут. Я хочу пару плавок. Хочу убить араба. Только одного. Швырнуть его тело под ноги матери с отцом, жене, детям, и сказать: «Это я сделал, я, американец. Теперь можете меня обвинять. Вы оправданы в том, что сделаете со мной. Вы это заслужили». Я хочу увидеть, как их лица наполнятся ненавистью. Настоящей ненавистью. В могуществе своём я хочу этого.
Пауза.
Дай мне Коран, дабы прочёл я о могуществе.
Читает из Корана.
Пауза.
Пауза.
Мир в доме, где спят воспитанники. Мир всем, кроме Адама в его голове. Горит голова его. Позабыл он приличия. Языком треплет. Причиняет боль. Простите мне, сёстры мои и братья мои, что усомнился, будто вы сёстры и братья. Простите, враги мои, что назвал вас врагами своими. В доброй книге вашей лежит путь к могуществу и миру.
Целует Коран.