Вижу, пошло дело, слабеет пламя, на глазах убывает. Мешки бросаем, а они уже не отлетают в сторону, на месте остаются. Значит, думаю, наступление идет, а отбить атаку уже у фонтана сил не хватает. Наша возьмет!..
День-другой прошел — и песок задушил пламя. Чистое небо стало над нами — ни копоти, ни зарева. И тишина кругом. Два с половиной года в голове гул стоял от горящего фонтана, а тут вдруг тишина.
Я смотрю на китайского командира, на его солдат: на лицах сажа, на руках кровавые мозоли, глаза красные, гимнастерки обгорели, усталые… Но довольны. Видно, что очень довольны… И правильно — большую победу одержали. До сих пор побеждали на фронте, а тут первая трудовая победа. Самая радостная из всех побед, какие могут быть у человека.
После того, как с горящими фонтанами справились, китайские солдаты еще долго были на промыслах, помогали нам нефтяное хозяйство в ход пустить. Конечно, их было не много, горсточка среди трудармейцев, но дело не в числе, а в том, что работали люди хорошо, с душой…
Судя по тому, что нам стало известно, бойцы Пау Ти-сана работали на грозненских промыслах еще некоторое время после того, как пламя горящих фонтанов перестало бушевать. Но они не дождались знаменательного дня, когда грозненцы смогли торжественно отрапортовать партии и правительству о грозненской нефтяной промышленности, первой в СССР достигшей довоенного уровня.
Этим подводились итоги 1923 года. А через два месяца, 26 февраля 1924 года, было опубликовано правительственное постановление о награждении Грозного орденом Красного Знамени. Как было сказано в постановлении, город награждался орденом за героическое участие грозненского пролетариата в гражданской войне и в восстановлении нефтяной промышленности.
Изображение этого ордена мы видели на квартире у Александра Филипповича Кучина.
— Когда я выступаю на заводах и промыслах с лекциями о родном городе, — говорил нам грозненский старожил, — и рассказываю о высокой награде, которой удостоился Грозный в числе первых советских городов, я всегда отмечаю, что частица нашего ордена, какой-то его кусочек, принадлежит китайским товарищам, тем, кто воевали вместе с грозненцами в годы гражданской войны и кто вместе с грозненцами восстанавливали промысла.
25. И вот войне пришел конец
осле Грозного Пау Ти-сан поехал в Грузию. Об этом мы узнали все из той же Самаркандской папки. В ней хранится удостоверение, датированное февралем 1921 года. «Военком 10-го отдельного Восточно-Интернационального батальона, — говорится в удостоверении, — командируется в Тифлис для организационной работы среди китайцев».
Неясно написано удостоверение, подумали мы. О какой организационной работе среди китайцев идет речь?
Позже разобрались. Вместе с Пау Ти-саном в Тифлис ездил, оказывается, один из бойцов китайского батальона Лю Фа. Мы разыскали его в Самарканде.
Рослый, круглолицый, жизнерадостный, хорошо сохранившийся для своего возраста человек, он повторил многое из того, что нам было уже известно о китайском батальоне, и внес ясность в вопрос о тифлисской поездке комбата.
Дни пребывания батальона в Грозном подходили тогда к концу. Подразделению предстояло перебазироваться во Владикавказ, с тем чтобы начать борьбу с оперировавшими в горах белогвардейскими бандами, которые формировались из деникинцев и врангелевцев, не успевших удрать за границу.
Задача предстояла серьезная, а состав батальона к тому времени сильно поредел. Надо было думать о пополнении.
Вот в этом-то и заключалась организационная работа Пау Ти-сана среди китайцев, вот для этого-то он и поехал в Грузию, только что освобожденную от меньшевистского господства. Там находились тысячи китайских тружеников, которых правительство Ноя Жордания, в бытность свою у власти, всячески преследовало. Комбат считал, что среди них наверняка найдется немало желающих вступить в Красную Армию.
Он не ошибся. Пау Ти-сан и Лю Фа недолго пробыли в Грузии. Скоро они вернулись во Владикавказ, и вместе с ними прибыло человек полтораста добровольцев. Китайский батальон снова стал хорошо укомплектованным подразделением полного состава.
И еще один документ все из той же серии самаркандских документов — аттестат, выданный Народным комиссариатом Горской автономной республики. В нем отмечаются заслуги китайцев красноармейцев в борьбе с окопавшимися в горах бандами белогвардейцев, говорится о Владикавказском китайском батальоне как об организованной воинской единице, ударном кулаке, являющемся опорой Рабоче-Крестьянского правительства на Тереке.
Заключительную часть аттестата стоит привести целиком. Она как бы подводит итог всей боевой деятельности Владикавказского китайского батальона на Северном Кавказе в годы гражданской войны.
«Отряд китайцев под командованием Пау Ти-сана, — говорилось в документе, — будучи материально не обеспечен, полураздет и иногда голоден, вдали от родного края, безропотно выполнял все многочисленные боевые задания в горах Сев. Кавказа, борясь как с отдельными бандами, так и с организованными, руководимыми контрреволюционерами, хорошо вооруженными воинскими единицами, являя собой яркий пример подлинного Интернационала, пример истинных защитников прав трудящихся»[20]
Аттестат, подводивший итог боевой деятельности китайского подразделения в горах Северного Кавказа, был датирован 27 декабря 1921 года.
Дата полностью совпадала с тем, что рассказывали нам владикавказские ветераны. Они утверждали, что в канун нового, 1922 года, то есть через несколько дней после того, как Пау Ти-сан получил почетный аттестат, китайский отряд по приказу штаба Северо-Кавказского военного округа был переведен в Ростов.
На новом месте бойцы Пау Ти-сана находились сравнительно недолго, всего два месяца. То были самые спокойные, самые тихие месяцы за все время существования китайского подразделения: ни боевых походов, ни смелых вылазок в тыл врага, ни наступательных операций.
Покой тяготил бойцов. Воины все чаще стали вспоминать о том, что они ведь, в сущности, люди мирного труда. Что же им делать в казарме? Не пора ли расстаться с винтовкой?
Ча Ян-чи уже мысленно видел себя хлопочущим на участке земли, высмотренном им под Бесланом еще в дни, когда шла война. Хороший участок! Самый подходящий для. рисового поля, хотя риса там никто никогда не сеял. И напрасно. Он, Ча Ян-чи, покажет русским, осетинам, чеченцам, ингушам, как возделывать рис. Он такие урожаи будет снимать, что все удивятся. Большое дело — рисосеяние. Много пользы может дать людям.
Приятель Ча Ян-чи Ван поддерживал стремления друга, но сам думал не об участке под Бесланом, а о знакомом ему просторном полуподвальном помещении в Харькове. Там отличную прачечную можно организовать. И там же, в Харькове, живет девушка Шура. Хорошая, славная, скромная девушка. Ван хочет на ней жениться. И Шура тоже не прочь выйти замуж. Ей Ван по душе.
А Ли Сан-тину вспоминался Баку, в освобождении которого он участвовал. Вот город так город!.. Там и работать можно и учиться. Ли непременно хотел записаться в вечернюю школу для взрослых, овладеть знаниями, вести общественную работу, быть достойным членом большевистской партии, в ряды которой он незадолго перед тем вступил[21].
И все другие бойцы, каждый по-своему, тоже жили уже мыслями не в казарме, а за ее пределами, где люди, покончив с войной, сеют хлеб, сажают сады, строят дома, трудятся у станков.
Солдаты с нетерпением ждали дня, когда придет приказ о демобилизации. Ведь в других частях она уже велась.
Этот день наступил. Пау Ти-сан велел построить бойцов и, взволнованный, прочел им строки приказа, где говорилось о расформировании батальона и переходе красноармейцев на мирную жизнь.
20
Героический образ бойцов Владикавказского китайского батальона, самоотверженно сражавшихся на берегах Терека во время гражданской войны, с годами не только не померк, но засиял с новой силой. В ноябре 1957 года в Орджоникидзе в торжественной обстановке состоялась закладка памятника бойцам Пау Ти-сана. Надпись на плите, установленной там, где в скором времени поднимется величественный монумент, гласит: «Здесь будет сооружен памятник бойцам и командирам китайского революционного отряда, погибшим за Советскую власть в годы гражданской войны в Северной Осетии».
21
Мы проследили за жизненным путем Ли Сан-тина. В 1921 году он действительно поселился в Баку, учился в комвузе, вел большую общественную работу. В сборнике «XVIII Бакинская партконференция», изданном в 1929 году, упоминается фамилия Ли Сан-тина как делегата конференции и члена Бакинского комитета партии.
