Тем не менее геббельсовская пропаганда преподнесла этот случай как якобы свидетельство мирового заговора евреев против Германии. Уже на следующий день главный официоз нацистской партии — берлинская газета «Фелькишер беобахтер» напечатала весьма многозначительную фразу: «Вполне очевидно, что немецкий народ сделает из этого события соответствующий вывод»[915].
Шеф нацистской пропаганды — Йозеф Геббельс — весьма ловко обыграл тогда факт не единичности такого убийства. Дело в том, что почти три года назад, 4 февраля 1936 г., студент-еврей Давид Франкфуртер (выходец из Венгрии, по другим данным — из Югославии) убил в швейцарском Давосе руководителя местной организации НСДАП — Вильгельма Густлофа (его именем впоследствии был назван один из крупнейших кораблей Германии, который славный советской подводник А. Маринеско потопил в январе 1945 г., удостоившись за это «чести» стать личным врагом Гитлера, т. к. вместе с кораблем погибла и вся элита германского подводного флота)…
А 9 ноября 1938 г. «на традиционном сборище в Мюнхене в честь очередной годовщины «Пивного путча» (09.11.1923 г. А. М.) в уже и без того наэлектризованной атмосфере Геббельс, лучший после Гитлера оратор в Третьем рейхе, произнес подстрекательскую речь. И в тот же вечер в Германии начался, как это явствует из приведенной выше директивы Г. Мюллера, заранее спланированный чудовищный антиеврейский погром, вошедший в историю под названием «Хрустальная ночь» (в документах гестапо — «Красный петух») «Толпа громила магазины, избивала их владельцев, улицы германских городов были усеяны осколками стекла от разбитых витрин. Отсюда и красивое, почти романтическое название…»[916]
Уж и не знаю, чего тут «красивого, почти романтического» узрел процитированный выше автор книги «Тайны спецслужб III рейха» (М., 2003) Теодор Гладков, однако же столь подробное, в т. ч. и с его помощью, изложение здесь тех событий было приведено отнюдь не случайно.
Ведь если бы — не приведи, конечно, Господь Бог — омерзительно гнусная фальшивка о якобы имевшем место т. н. «генеральном соглашении» была укоренена в шулерском информационном обороте т. н. «демократической пропаганды», то получилось бы, что-де СССР в виде НКВД СССР более чем сознательно пошел на это якобы сотрудничество с гестапо «для борьбы с мировым еврейством»!
Потому что и дата выдачи доверенности Г. Мюллеру3 ноября 1938 г., и тем более дата подписания «генерального соглашения» должны были бы означать, что СССР в лице своего руководства все знал заранее, и тем не менее сознательно пошел на такой шаг!
В Советском Союзе действительно прекрасно знали, что происходило на польско-германской границе. И, к слову сказать, для этого вовсе не нужно было пользоваться информацией разведки — об этом сообщали все информационные агентства и крупнейшие газеты Европы. Тем более что эту дурно пахнущую консульско-паспортную склоку Польша затеяла еще в марте 1938 г. Так что все перипетии этой неприглядной истории хорошо были известны в первую очередь по открытой информации.
Что же касается разведки, то и в Польше, и в Германии обе советские разведслужбы — внешнеполитическая (ИНО ГУГБ НКВД СССР) и ГРУ — обладали на редкость сильнейшими агентурными позициями и невзирая ни на какие трудности весьма специфического в нашей истории периода 1937 — 38 гг. своевременно добывали и докладывали советскому руководству всю необходимую информацию, в т. ч. и по этому вопросу.
Достаточно сказать, что только в МИД Германии ИНО ГУГБ НКВД СССР располагало такими агентами, как «Винтерфельд» и «Марта (она же «Августа», она же «Юна», жена видного германского дипломата), не говоря уже о других возможностях, а военная разведка едва ли не в буквальном смысле «под колпаком» держала все германское посольство в Варшаве, в котором работали сразу три ее агента — Ильзе Штебе («Альта»), Рудольф фон Шелия («Ариец») и Рудольф Гернштадт.
Но, конечно же, непревзойденным бриллиантом агентурной сети советской разведки (ИНО ГУГБ НКВД СССР) являлся один из наиболее ценнейших агентов, «наш человек в гестапо», знаменитый ныне «Брайтенбах» — Вилли Леман, устойчивая связь с которым поддерживалась вплоть до конца ноября 1938 г.[917]
За первые 10 лет сотрудничества с нашей разведкой — т. е. с 1929 по ноябрь 1938 г. включительно — «Брайтенбах» представил, как указывалось в официальных документах разведки, «чрезвычайно обильное количество материалов, освещающих личный состав и структуру политической полиции, а затем гестапо, а также военной разведки, предупреждал о готовящихся арестах нелегальных и легальных работников нашей резидентуры в Берлине, сообщал сведения о лицах, разрабатываемых гестапо, последнее время давал главным образом материалы о военном строительстве в Германии. Наводил также справки по следственным делам в гестапо, которые нас интересовали, освещал общую политическую обстановку в стране».
917
Связь с Брайтенбахом была прервана вследствие смерти сотрудника Берлинской резидентуры А. И. Агаянца (скончался в начале декабря 1938 г. во время хирургической операции прямо на операционном столе). Восстановить же связь с агентом оказалось весьма трудным делом, прежде всего потому, что из-за предательства и побегов бывших высокопоставленных сотрудников разведки Вальтера Кривицкого (Самуил Гершевнч Гинзбург), Александра Орлова (Лейба Лазаревич Фельдбин) и др. под угрозой расшифровки и провала оказалась значительная часть опытных разведчиков, в т. ч. и нелегалов, а также агентурных сетей. В подобной ситуации ни одна разведка не обходится, к сожалению, без периода пассивного выжидания, целью которого является проверка масштабов понесенного ущерба, выявления нерасшифрованных звеньев своей сети, налаживания иных, более безопасных каналов связи.