III. Порядки
«Каждый в своем порядке»: когда слово ordo было выбрано при переводе на латинский язык Посланий апостола Павла, оно имело два значения. В Римской республике посредством ordo взрослые мужчины распределялись по различным группам, чтобы лучше исполнять свою роль[115]: прежде всего — сражаться (ordo — это отряд пехоты с сомкнутыми рядами, которые в битве разворачиваются); затем — заниматься делами государства (ordo — это «группа, образованная из людей, официально внесенных в список, который составляется особыми чиновниками»). Итак, изначально отнесение к какому-либо порядку — это запись. Такой законный, публичный акт, такой обряд, «чин» — это одно из значений, которые средневековая Церковь придавала слову ordo,— сообщает индивидууму некий статус, не обязательно в зависимости от его имущества или происхождения. Распределение по порядкам и собирает, и сортирует. Ordo означает привилегированный корпус, изолированный от остальных, несущий определенную ответственность, показывающий свою сплоченность, свое превосходство, свое достоинство посредством того места, которое отводится ему в религиозных, военных или гражданских процессиях[116]. Таково первое значение. Второе — абстрактное. Под ordo понимается справедливое и благое устройство мироздания, которое мораль, добродетель, власть имеют своей миссией поддерживать. Цицерон в своем трактате «Об обязанностях»[117] говорит также о «порядке вещей», для него «сохранение порядка», modestia, есть искусство «помещать на свое место то, что делаешь, и то, что говоришь». Риторика, политика: правильно ставить слова — или людей — по отношению друг к другу, составлять части целого в местах, им отведенных, — предопределенных; ибо для такого упорядочения существует заранее созданный, неизменный, неподвижный план, и его следует обнаружить путем размышлений, чтобы с ним сообразовываться.
Таким это слово вошло в латинскую патристику, и прежде всего в мысль двух учителей, чьими наставлениями Герард и Адальберон, по их признанию, особо руководствовались, — Григория и Августина. Августин развивает абстрактное значение слова во всех своих трудах, начиная с «De ordine», «О порядке» («порядок есть то, посредством чего Бог вызывает, к жизни все существующее»), и кончая «Градом Божиим», где порядок, с одной стороны, понимается как мир («мир во всем: невозмутимость порядка»[118]), с другой — как путь, ведущий к Богу (добродетель называется ordo amoris, любовью согласно порядку). Из августиновской концепции вытекает вся социально-политическая мораль каролингских епископов, понятие об упорядоченном устройстве, которое «мудрость» умеет различить, устанавливая между людьми справедливые отношения власти и подчинения. К примеру, по Ионе Орлеанскому, «Начальствующим не следует полагать, будто подчиненные ниже их по природе своего существа; они таковы согласно порядку» (оппозиция ordo - natura составляет, как известно, один из стержней системы Адальберона). Порядок есть, таким образом, сакрализованное основание угнетения.
Что до конкретного значения, оно появляется вновь уже у Тертуллиана: «Властью Церкви устанавливается различие между простонародьем и порядком»[119], подобно римским чиновникам, Церковь через введение порядка отделяет от толпы привилегированный корпус, духовенство. Единственный «порядок»— и таковым он остается для Адальберона. Однако очень скоро, поскольку в абстрактном смысле порядок — это расположение вещей различных, то ordo в конкретном смысле обретает множественное число, обозначая разные ступени иерархии. Для тех, чьей практической заботой была хорошая организация Церкви, — а это как раз случай Григория Великого, — ordo становится синонимом eradus, ступени, звания. Пастыри народа верных полагали, что между людьми существуют различные порядки — и не только в церковных установлениях. Следует распределять мирян по порядкам согласно их достоинству, рангу, поскольку, сообразно их заслугам, одни вознесены над другими, идя впереди их в процессии, показывая им, вслед за клириками, дорогу и пример; эти лучшие образуют «порядки» — как у Тертуллиана вдовы или единобрачные[120].
Таким образом, каролингские моралисты видели в порядке христианского сообщества, ecclesia, этой армии, сражающейся со злом, на марше или на бивуаке в час перед битвой, результат сочетания многих порядков. До Хинкмара, до Льва III, до Алкуина, который этими идеями вдохновлялся, за два с половиной столетия до Герарда и Адальберона Бонифаций, англосакс и бенедиктинец, в обоих этих качествах духовный сын Григория Великого, громогласно заявил в проповеди, цитированной чуть раньше: «В Церкви лишь одна вера, которую любовь должна осуществлять повсюду, но различные чины имеют каждый свою особую обязанность: есть порядок повелевающих и порядок повинующихся, порядок богатых и порядок бедных, порядок старых и порядок молодых (порядок, вступающий в дело, чтобы откорректировать природу, вводит тройное основание превосходства — одно по власти, другое по богатству, третье по возрасту), и у каждого свой ход, как в теле у каждого члена своя обязанность». Бонифаций продолжает свою мысль, но относительно лишь одного порядка, порядка начальствующих. Слушатели его речи к этому порядку и принадлежат; следует раскрыть, как он организован, как соединяются в нем различные функции: «долг епископов в том, чтобы воспрещать зло, поддерживать слабеющих, возвращать заблудших на путь истинный; затем следуют обязанности короля, который должен быть предметом страха для народов, ибо "нет власти не от Бога"; равно как и начальствующие и судьи, поставленные королем, должны быть верными, смиренными, великодушными; они должны судить по справедливости, а не в зависимости от полученных подарков, защищать вдов, сирот, бедных, повиноваться епископам, никому не чинить насилия, не искать неправедного богатства, давать неимущим, а не отбирать у другого».
115
С. Nicolet, «Essai d'histoire sociale: l'ordre equestre a la fin de la republique romaine», Ordres et Classes (colloque d'histoire sociale de Saint-Cloud), 1973.
116
P. Kuhler, «Ordo», Pauly-Wissowa (новое сокращенное издание), Stuttgart, 1935, 35, 930—4.