Тронуть «Богдановцев» никто не смел, ибо они находились под особым покровительством Центральной Рады и всякое действие против них рассматривалось как «контрреволюционное» и «антиукраинское» [17].
Естественно, что когда к Киеву стали подходить отряды «красных», все украинизированные полки мгновенно «рассосались». Часть их солдат кинулась в бега, а часть поменяла жёлто-синий флаг на красный и благоразумно перешла на сторону большевиков. Всё это было закономерно. Фантом государства и государственной власти в виде сельских «молодыкив» во главе с продажным австрийским профессором мог располагать лишь армией в виде толпы непрерывно митингующих дезертиров. Другого человеческого материала в распоряжении этого странного политического режима просто не было.
При появлении большевиков в Киеве, члены Центральной Рады не стали отстреливаться до последнего патрона, забаррикадировавшись в здании Педагогического музея. Руководство «свидомых» украинцев было слишком благоразумным и слишком осторожным. Грушевский с Винниченко не повели, размахивая маузером, «свидомых» украинцев в яростную штыковую атаку на вторгшиеся «большевистские орды». Они просто тихо и стремительно бежали под защиту приближающихся немецких частей, предварительно отдав Германии в неограниченное пользование «Украину». За это немцы пообещали сохранить им власть.
Правда, слово они своё не сдержали, власть у ЦР немцы отобрали. Даже ту абстрактную, которая у неё была. Германию не устраивала самозабвенная имитация государственной деятельности украинофилов. Ей необходимо было максимально эффективно ограбить захваченную территорию, а из-за своей полной недееспособности Центральная Рада для них была бесполезна. Бесконечные, ни к чему не ведущие, бесплодные дискуссии и ничегонеделание вождей украинства очень сильно напрягали немецкое командование. Для любого здраво мыслящего в те годы человека было понятно, что «немцы прислали свои войска на Украину не ради прекрасных глаз украинских министров и дипломатов. Им нужны были миллионы пудов продовольствия, которые они выговорили себе по мирному договору. Чтобы обеспечить доставку этого продовольствия, - а в этом была единственная задача немецких войск, - нужно было немедленно «Ordnung schaffen» в деревне. Земельная же политика рады – во всяком случае, в ближайшее лето – могла привести только к сумятице и недосеву. Этого-то немцы никак не могли потерпеть» [18].
После того, как члены правительства УНР занялись откровенным разбоем (похитив киевского банкира с целью выкупа), терпение оккупационных властей лопнуло. 28 апреля 1918 года немецкий лейтенант с десятком солдат, прямо посреди пленарного заседания, вошел в сессионный зал и приказал членам Центральной Рады разойтись по домам. «Raus! NachHausegehen»! – воскликнул он. Что те послушно и сделали.
На этом псевдоукраинский псевдопарламент закончил своё позорное существование. Естественно, что защищать его никому и в голову не пришло. Ведь Центральная Рада продемонстрировала свою полную неспособность управлять теми территориями, которые она называла «Украиной». Оккупационная германская армия была вынуждена констатировать тотальный хаос, охвативший Юго-Западный край. Присутствие государственного централизованного управления здесь немцы вообще не увидели. «Украина» фактически представляла собой совокупность каких-то атаманских анклавов и независимых от любой власти сёл, окруживших себя рвами, пулемётами и даже пушками. Это была одна сплошная «Свадьба в Малиновке».
Новая германская марионетка – Павел Скоропадский, провозглашённый гетманом Украины, оказался в некоторых вопросах более эффективен. Он смог восстановить работу железных дорог, организовать особые комиссии по возмещению убытков помещикам, которых ограбили крестьяне, и послать в сёла карательные отряды. После этого немцы стали интенсивней вывозить в Германию отобранные «харчи». Экспроприация немецкой армией продовольствия стала сопровождаться возвращением помещикам отобранной у них земли.
Вот тут-то и грянула, если так можно выразиться, «революция». Но только не нескольких сотен недееспособных украинофилов-романтиков, а «революция» малороссийского крестьянства.
Расставаться с продуктами своего труда и с землёй оно не желало. В данном случае для них на кон были поставлены не далёкие абстракции какой-то «Украины» и украинизации, а реальные материальные ценности в виде принадлежащего им зерна, мяса и, главное, - земли. Именно поэтому на всей территории Юго-Западного края вспыхнули очаги вооружённого сопротивления немцам и режиму Скоропадского. Действия крестьян своей жестокостью напоминали гайдаматчину. В Киев шли депеши, что бойцам карательных отрядов, попавшим в плен к бунтующим селянам, штопорами вытягивали кишки. Накал ненависти был очень высок. В скором времени в стране фактически развернулась партизанская война крестьянских масс против немецкой армии и гетманской власти. Малороссийский мужик взял в руки трёхлинейку и стал защищать своё добро.
Как писал Антон Деникин: «Практика реквизиции (для экспорта), кровавых усмирений и взыскания убытков при участии австро-германских отрядов была жестока и безжалостна. Она вызывала по всей Украине и Новороссии стихийные восстания, подчас многотысячными отрядами. Повстанцы истребляли мелкие части австрийцев, немцев, убивали помещиков, чинов державной варты, повитовых старост и других агентов гетманской власти. В повстанческой психологии не было и тени украинского сепаратизма: они видели своих врагов не в «русских», а в помещике и в немце» [19].
Вряд ли бы крестьянское сопротивление увенчалось победой. Вероятнее всего, немецкая военная машина просто бы его беспощадно раздавила. Однако в ноябре 1918 года в Германии вспыхнула революция. Режим кайзера пал, а с установлением Веймарской республики немецкая армия стала разоружаться и покидать оккупированные территории. Благодаря этому стихийная, многотысячная полубандитская крестьянская «армия» в декабре 1918 года легко опрокинула гетманский режим, единственной опорой которого были германские штыки, и внесла своим мутным потоком в кресло правителя Украины Симона Петлюру.
Как писал очевидец тех событий профессор Н. Могилянский: «Находившаяся в состоянии анархии деревня, где, как мы выше видели, часто беззастенчиво и жестоко хозяйничали немцы, конечно, легко делалась жертвой пропаганды агентов Петлюры, не вследствие того сомнительного соблазна, который обещала украинизация, а просто потому, что петлюровцы обещали свободу полного ограбления помещиков в пользу крестьян и не противились прямому грабежу всякого добра в помещичьих экономиях» [20].
Однако, как говорит народная поговорка: «не долго музыка играла, не долго фраер танцевал». Петлюра показал себя абсолютно бестолковым политиком и совершенно бездарным полководцем. В Киеве он продержался лишь шесть недель и запомнился горожанам как не совсем вменяемый человек, зацикленный на русофобии и экзотическом украинском национализме. Осуществив в столице серию еврейских погромов, методично проведя грабежи горожан и сняв все вывески на русском языке, петлюровские бандформирования спешно ретировались за неделю до появления в Киеве Красной армии.
Уже весной 1918 правительство Директории оказалось без территории. В те годы народ язвительно говорил: «в вагоне Директория, под вагоном территория». Зажатое со всех сторон «красными» правительство Петлюры не выходило из поезда, динамично катаясь по стране, на ходу отбиваясь от наседающего со всех сторон противника. В конце концов, в декабре 1919 года, бросив остатки своей армии, председатель Директории Симон Петлюра тайно бежал в Польшу (его галицийские союзники перешли на сторону Деникина, который им обещал автономию Галиции в составе единой и неделимой России).
[17]
Дикий А. Неизвращенная история Украины-Руси (от начала 19-го до середины 20-го века). М.: Издательство «Самотека», 2008. С. 97-98.
[18]
Революция на Украине. По мемуарам белых. (Репринтное издание) М-Л.: Государственное издательство, 1930. С. 32.