Однако до 1933 года было совершенно непонятно, что это были за композиторы. Простая приверженность нацистской партии не была вопросом первостепенной важности. Главное значение имела расовая принадлежность данного композитора, живого или мертвого. Согласно нацистским принципам, евреи были поверхностны, склонны к подражанию и неспособны к настоящему творчеству; и, что было еще хуже, они подрывали и разрушали настоящую музыку, соответствующую немецкой традиции. Например, утверждалось, что композитор Феликс Мендельсон всего лишь успешно имитирует истинную немецкую музыку; Густав Малер был композитором вырождения и распада; атональная музыка Арнольда Шенберга своим диссонансом нарушала идею гармоничного немецкого расового сообщества. Министерство пропаганды поощряло публикацию всего, что помогало подорвать репутацию таких композиторов среди публики, посещающей концерты, — от псевдонаучных томов, таких как «Музыка и раса», опубликованного в 1932 году, до словарей, таких как «Энциклопедия евреев в музыке», появившаяся в 1935 году. Содержащийся в этих книгах посыл усиливался регулярно выходившими в специализированной музыкальной прессе статьями[442]. Нацистские музыковеды не ограничивались только словами.
В мае 1938 года, вдохновленный выставкой дегенеративного искусства в Мюнхене, Ганс Северус Зиглер, руководивший при Веймарской республике национальным театром, организовал выставку «Дегенеративная музыка» в Дюссельдорфе в рамках первого Имперского музыкального съезда. С помощью сотрудников кабинета Розенберга Циглер быстро набрал команду карикатуристов, техников, дизайнеров и организовал большую выставку, с секциями, посвященными еврейским композиторам и дирижерам, музыкальным критикам и преподавателям музыки, модернистской и атональной музыке и многому другому. «То, что было собрано на выставке “Дегенеративная музыка”, — возвещал он на церемонии открытия, — представляет собой настоящий шабаш ведьм и самый что ни на есть легкомысленный духовно-художественный культурный большевизм, это является выражением триумфа недочеловеков, высокомерной дерзости евреев и полного старческого маразма души». Проблему того, как показать людям, что на самом деле представляет собой эта музыка, решили, установив шесть аудиобудок, где посетители могли прослушать специально нарезанные граммофонные записи с отрывками произведений Арнольда Шенберга, Эрнста Кшенека и других. Одну из пластинок с записью отрывков из «Трехгрошевой оперы» впоследствии особенно старательно разыскивали. Перед ней образовывались длинные очереди, что говорило о ее устойчивой популярности у публики, которой уже несколько лет не давали слушать это произведение. Однако есть все основания полагать, что многие другие выставки подтверждали предрассудки консервативных любителей музыки, которые никогда не любили модернизма[443]. Это мероприятие и стоящие за ним радикальные намерения не вполне понравились Геббельсу, который предпочитал использовать Имперскую палату музыки как средство контроля за музыкальными представлениями. В своем дневнике он отметил: «Выставку доктора Циглера «Дегенеративная музыка» много критикуют. Те части, которые вызывают сомнения, я убираю»[444]. Выставка закрылась уже через три недели[445].
442
Levi, Music, 57-70, 94-8; Michael H. Kater, The Twisted Muse: Musicians and Their Music in the Third Reich (New York, 1997), 77-9; Prieberg, Musik, 277-82; Wulf, Musik, 414-23 (выдержки из «Лексикона» и схожих антисемитских работ на стр. 386-91).
443
Dirk Blasius, «Die Ausstellung «Entartete Musik» von 1938. Ein Beitrag zum Kontinuitatsproblem der deutschen Geschichte», in Othmar N. Haberl and Tobias Korenke (eds.), Politische Deutungskulturen: Festschrift für Karl Rohe (BadenBaden, 1999), 199-211. Нет времени создавать каталог выставки Entartete-Musik, однако на пятидесятилетие была проведена памятная выставка с реконструкцией событий, см. Albrecht Dumling and Peter Girth (eds.), Entartete Musik: Eine kommentierte Rekonstruktion zur Düsseldorfer Ausstellung von 1938 (Düsseldorf, 1988); вступительное слово Циглера см. на стр. 128-43; см. также Albrecht Dumling, «The Target of Racial Purity: The «Degenerate Music» Exhibition in Dusseldorf, 1938», in Etlin (ed.), Art, 43-72; у него же Banned by the Nazis: Entartete Musik: The Exhibition of Dusseldorf 1938/88 in Texts and Docu ments (London, 1995); Eckhard John, Musikbolschewismus: Die Politisierung der Musik in Deutschland 1918 — 1938 (Stuttgart, 1994), 367-81; и с утверждением о непопулярности современной музыки при Веймарской республике см. в Pamela М. Potter, «The Nazi «Seizure» of the Berlin Philharmonic, или Decline of a Bourgeois Musical Institution», in Cuomo (ed.), Nazi Cultural Policy, 39-65. См. также Hans Severus Ziegler, Entartete Musik: Eine Abrechnung (Dusseldorf, 1938).