Враждебное отношение коммунистов сделало невозможным создание объединенного фронта. С конца 1920-х годов Коммунистическая партия Германии следовала «ультралевому» политическому курсу Москвы, где социал-демократов клеймили как «социал-фашистов» и считали, что они на самом деле являются основным препятствием для пролетарской революции. События 1933 и 1934 годов никак не повлияли на эту ситуацию. В мае 1933 года центральный комитет Коммунистической партии принял политический курс, направленный против «социал-фашизма», который Коминтерн назвал «абсолютно правильным». «Несмотря на полное устранение социал-фашистов из государственного аппарата, на жесткое подавление организации Социал-демократической партии и ее прессы, как и наших собственных, они как и прежде обеспечивают основную общественную поддержку для диктатуры капиталистов. В 1932 году те, кто выступал против ультралевого курса и за сотрудничество с социал-демократами, такими как Герман Реммеле и Гейнц Нойман, уже были исключены из руководства партии, и теперь на их месте находился, по крайней мере номинально, неизменно верный Эрнст Тельман, хотя он оказался не у дел, с тех пор как после пожара в Рейхстаге в феврале 1933 года сразу был арестован и заключен в тюрьму. Несмотря на все доказательства, в 1933 году Фриц Хеккерт, одна из ключевых фигур в коммунистическом движении Германии, провозгласил: «Для рабочего класса существует только один настоящий враг — фашистская буржуазия и социал-демократия, ее основная общественная поддержка»[99].
Такие до смешного далекие от реальности взгляды основывались не только на беспрекословной покорности Москве. В них также отразилось давнее наследие вражды между двумя основными рабочими партиями, начавшееся во время революции 1918 года и тогда, когда по инициативе социал-демократов членами Добровольческого корпуса были убиты лидеры коммунистов Карл Либкнехт и Роза Люксембург. В свою очередь социал-демократы знали, что большевики в России уничтожали своих противников тысячами и что среди первых жертв были меньшевики, придерживающиеся самых близких к ним взглядов. Безработица, повлиявшая на коммунистов больше, чем на социал-демократов, сделала отношения двух партий еще более напряженными. В 1931—1934 годах никто не рассматривал перспективы сотрудничества ни в рядах социал-демократической партии, ни среди коммунистов.
Социал-демократы могли похвастаться гораздо большим количеством членов, чем коммунисты, — в начале 1933 года их было больше миллиона, а коммунистов — всего около 180 000, кроме того, социал-демократы оставались верны своей партии дольше, чем коммунисты — своей. Однако же многолетние чистки и постоянные наказания для внутренних диссидентов сплотили и дисциплинировали коммунистов, кроме того, традиция подпольной, секретной работы, более современная и эффективная, чем у социал-демократов, позволила коммунистам быстро организовать по всей Германии свои незаконные ячейки, как только прошел шок первых месяцев 1933 года. Как ни парадоксально, неспособность партии реально взглянуть на вещи оказалась для них еще одним положительным фактором. Коммунисты верили, что не только нацизм, но и вся капиталистическая система окончательно рухнет уже через несколько месяцев, и при первом же случае рисковали своей свободой и жизнью в борьбе, которая должна была очень скоро закончиться безоговорочной победой пролетарской революции[100].
Однако в чем заключалась эта борьба? Хоть нацисты в своей пропаганде в 1933 году и пугали неминуемой коммунистической революцией, на самом деле реорганизованная Немецкая коммунистическая партия могла сделать немногим больше, чем их соперники социал-демократы. Было совершено несколько актов саботажа, и еще горстка коммунистов попыталась завладеть военной информацией и передать ее Советскому Союзу. Но подавляющее большинство, тысячи продолжающих сопротивление коммунистов могли только сосредоточиться на том, чтобы в условиях подполья не дать движению развалиться и быть готовыми к тому дню, когда нацизм рухнет вместе со всей капиталистической системой, которая, по их мнению, поддерживала этот режим. Они проводили тайные собрания, распространяли незаконно ввезенную в страну политическую пропаганду, собирали членские взносы, печатали и распространяли грубые мимеографированные листовки и бюллетени, иногда в весьма больших количествах, стараясь привлечь как можно больше людей и настроить их против режима. Они организовали тайную сеть по распространению журналов и листовок, которые печатали коммунисты, живущие за пределами Германии, и которые затем курьеры ввозили в страну. Сопротивление внутри Германии и руководство, находящееся вне ее, активно взаимодействовали: например, газету «Красное знамя» издавали за рубежом, а печатали в нескольких центрах внутри страны, в частности в незаконной типографии в Золинген-Олигс, где один-два раза в месяц печатали около 10 000 копий каждого издания. В нескольких местах коммунисты проводили тайные первомайские демонстрации, поднимали красные флаги, водружали изображения серпа и молота на здания и писали свои лозунги на железнодорожных станциях. Как и социал-демократы, коммунисты распространяли листовки с призывом голосовать «нет» на плебисците 19 августа 1934 года[101].
99
Hermann Weber, Die Wandlung des deutschen Kommunismus: Die Stalin-isierung der KPD in der Weimarer Republik (abridged edn, Frankfurt am Main, 1971 [1969]), 245-6.
100
Eric D. Weitz, Creating German Communism, 1890 — 1990: From Popular Protests to Socialist State (Princeton, 1997), 286-9.
101
Horst Duhnke, Die KPD von 1933 bis 1945 (Cologne, 1972); Schneider, Unterm Hakenkreuz, 902-26; более общее описание см. в Margot Pikarski and Gunter Uebel (eds.), Gestapo-Berichte: Uber den antifaschistischen Widerstandskampf der KPD 1933 bis 1945 (3 vols., Berlin, 1989-90). Общие положения см. в Peter Dohms (ed.) Flugschriften in Gestapo-Akten: Nachweis und Analyse der Flugschriften in den Gestapo-Akten des Hauptstaatsarchivs Dusseldorf (Siegburg, 1977) и в Margot Pikarski and Gunter Uebel (eds.), Die KPD lebt! Flugblätter aus dem antifaschistischen Widerstandskampf der KPD, 1933 — 1945 (Berlin, 1980).