И все это немцы считали делом рук в первую очередь одного человека — Адольфа Гитлера — фюрера Третьего рейха. Пропагандистский образ Гитлера как мирового политика, который вернул немцам гордость за свою страну практически в одиночку, конечно, не полностью соответствовал действительности. Даже в области внешней политики были ситуации, особенно это касается аннексии Австрии, где он следовал советам других (в данном случае — Геринга), или, как во время мюнхенского кризиса, был вынужден против своих убеждений поддаваться на давление международного сообщества. Другие, в частности Риббентроп, также оказали значительное влияние на процесс принятия решений в некоторых ключевых моментах. Тем не менее именно Гитлер, а не кто-либо другой, иногда под влиянием своих непосредственных помощников, иногда без него, вел Германию по дороге к войне в период с 1933 по 1939 год. Он заложил общие принципы политики и идеологии, которым должны были в точности следовать другие. В критические моменты он принимал бразды правления в свои руки, в периоды кризисов часто неуверенно и нерешительно, но всегда двигаясь к своей главной цели: войне. История Третьего рейха с 1933 по 1939 год не была историей беспрерывной радикализации, обусловленной присущей системе нестабильностью или постоянной борьбой за власть между ее второстепенными руководителями и приспешниками, при которой, как правило, осуществлялась реализация самых радикальных политик. Несмотря на всю иррациональность и нестабильность, Третий рейх двигался вперед в первую очередь сверху, силами Гитлера и его главных сторонников, в основном Герингом и Геббельсом, к которым позже присоединился Риббентроп. Когда Гитлер собирался замедлить осуществление какой-либо конкретной программы, как, например, в случае с политикой антисемитизма в преддверии Олимпийских игр 1936 года, он не испытывал в этом никаких сложностей. Это не означает, что все, что происходило при Третьем рейхе, контролировалось Гитлером, но это значит, что он всегда держал в руках бразды правления, определяя общее направление развития.
Сам Гитлер, разумеется, не испытывал сомнений относительно своей важности для всего, что происходило в нацистской Германии. С течением времени его успехи во внешней политике стали убеждать его в том, что, как он неоднократно говорил ближе к концу 1930-х годов, он был самым великим из когда-либо рождавшихся немцев: человеком, назначенным судьбой, игроком, который выигрывал во всех раундах, идущим во сне, ведомым Провидением. Задолго до 1939 года он начал верить в свой собственный миф. Всякий, кто пытался каким-либо образом ограничить его, отодвигался в сторону. До этого времени его все более непоколебимая вера в себя оказывалась более чем оправданной. Однако в сентябре 1939 года он допустил свой первый серьезный просчет. Несмотря на все свои усилия, несмотря на заверения Риббентропа, несмотря на вмешательство Геринга, несмотря на колебания Чемберлена, англичане объявили войну. Однако на данный момент Гитлера это не беспокоило. На Западе в первые несколько месяцев конфликта было так мало военных действий, что они вскоре стали называться «Странной войной». Настоящая война велась на Востоке. Война против Польши, начатая 1 сентября 1939 года, с самого начала была войной расового завоевания, порабощения и уничтожения. «Закройте сердца для жалости, — сказал Гитлер своим генералам 22 августа 1939 года. — Действуйте жестоко! Сильный всегда прав! Восемьдесят миллионов людей должны получить свое по праву. Мы должны обеспечить их безопасное существование. Максимально жестко!»[1639] Жестокость и суровость, смерть и разрушение — вот что означала начавшаяся война для миллионов людей.