Победа над коммунистическим сопротивлением в середине 1930-х годов привела к тому, что количество приговоренных за государственную измену сократилось с 5255 человек в 1937 году до 1126 человек в 1939-м, соответственно, в государственных тюрьмах количество заключенных, считающихся политическими, сократилось с 23 000 в июне до 11 265 в декабре 1938 года[160]. Но это было все-таки больше, чем в концентрационных лагерях; полиция, суды и система тюрем по-прежнему играли в политических репрессиях Третьего рейха более важную роль, чем СС и концентрационные лагеря, по меньшей мере до начала войны.
К февралю 1936 года Гитлер одобрил новую систему, при которой гиммлеровские СС и гестапо должны были уже не только предотвращать возобновление сопротивления со стороны бывших коммунистов и социал-демократов, теперь, когда сопротивление рабочих было успешно сломлено, они должны были заняться очищением германской расы от нежелательных элементов. К ним относились прежде всего закоренелые преступники, люди, ведущие асоциальный образ жизни и вообще думающие и поступающие не как нормальные «здоровые члены» общества. При этом евреев не относили к отдельной категории: целью было очистить германскую расу, как это понимали Гитлер и Гиммлер, от всех нежелательных и вырождающихся элементов. Таким образом, состав заключенных в лагерях стал меняться, и их количество стало расти. Например, в июле 1937 года 330 из 1146 заключенных Дахау были профессиональными преступниками, 230 были отправлены на трудовую повинность, а 93 были арестованы в рамках кампании баварской полиции против бродяжничества и попрошайничества. К тому времени 57 % заключенных вообще не считались политическими, что резко контрастировало с ситуацией 1933—1934 годов[161]. Кардинальным образом менялась суть лагерей и их функции. Если раньше концентрационные лагеря были частью большой системы, включавшей также Народную судебную палату и Особые суды, призванной бороться с политической оппозицией, прежде всего с сопротивлением коммунистической партии, то теперь они стали инструментом расового и социального планирования. Концентрационные лагеря превратились в нечто вроде свалки для «расово выражающихся людей»[162]. Смена функций, а также то, что Гиммлеру удалось добиться иммунитета для охранников и служащих лагеря от судебного преследования за все, что они делали внутри периметра лагеря, привело к тому, что количество смертей среди заключенных резко возросло после относительного спада в середине 1930-х годов[163]. В 1937 году в Дахау произошло 69 смертей, в семь раз больше, чем в предыдущем году, причем количество заключенных практически не изменилось и составляло примерно 2200. В 1938 году количество смертей в лагере снова резко возросло до 370 человек, при гораздо большем общем количестве узников, составлявшем 8000 человек. В Бухенвальде, где условия были намного хуже, в 1937 году на 2200 заключенных пришлось 48 смертей, в 1938-м из 7420 узников погиб 771, а в 1939 году из 8390 заключенных погибло ни много ни мало 1235 человек, на эти последние две цифры во многом повлияла эпидемия тифа, разразившаяся в лагере зимой 1938—1939 годов[164].
Борьба против людей, «чуждых сообществу», на самом деле началась сразу же в 1933 году, когда полиция арестовала несколько сотен «профессиональных преступников» во время первой из нескольких операций, нацеленных помимо прочего на организованные преступные группировки в Берлине[165]. В сентябре 1933 года 100 000 нищих и бродяг были арестованы в рамках «Имперской недели нищих», начавшейся одновременно с первой программой Зимней помощи, заключавшейся в сборе добровольных пожертвований безработным и нуждающимся, это замечательно иллюстрировало то, как в новом рейхе сочетались друг с другом социальная поддержка и применение силы[166]. Подобные нарушители, как правило, все-таки не оказывались в лагерях, но 13 ноября 1933 года в Пруссии те, кто совершил уголовные преступления или преступления сексуального характера, подлежали превентивному заключению в лагеря, 500 человек из них пробыли там до 1935 года. После того как полиция была централизована и перешла во власть СС, эта политика начала распространяться и приходить в систему. В марте 1937 года Гиммлер приказал арестовать 2000 так называемых профессиональных, или закоренелых, преступников, то есть осужденных несколько раз, независимо от того, насколько незначительны были их преступления; в отличие от тех, кто был «заключен в целях безопасности», чью судьбу определял суд, их отправляли прямо в концлагеря вообще без всякого судебного разбирательства. Изданный 14 декабря 1937 года декрет позволял арестовывать и заключать в концлагеря любого, кого режим и различные его органы, работающие теперь в более тесном, чем раньше, сотрудничестве с полицией, причисляли к асоциальным элементам. Вскоре после этого прусский и имперский министры внутренних дел расширили определение асоциального элемента до любого человека, чья позиция не соответствовала позиции расового сообщества, к ним относились в том числе цыгане, проститутки, сутенеры, нищие, бродяги и хулиганы. При некоторых обстоятельствах сюда могли входить даже нарушители дорожного движения, а также те, кто долгое время не имел работы, чьи имена полиция узнавала на биржах труда. Это объясняли тем, что найти работу в то время уже было вполне возможно, а значит, они просто не хотели работать и нуждались в перевоспитании[167].
161
Gunther Kimmel, «Das Konzentrationslager Dachau: Eine Studie zu den nationalsozialistischen Gewaltverbrechen», in Broszat et al. (eds.), Bayern, II. 349-413, esp. 351-72; Orth, Das System, 33-5; Ulrich Herbert, «Von der Gegenerbekampfüng zur «rassischen Generalpravention». «Schutzhaft» und Konzentrationslager in der Konzeption der Gestapo-Führung 1933 — 1939», у него же в Die nationalsozialistischen Konzentrationslager, 60-81.
162
Tuchei, «Planung und Realität»; Herbert, «Von der Gegnerbekampfung zur «rassischen Generalpravention»», 60-86.
163
Gunter Morsch, «Oranienburg-Sachsenhausen, SachsenhausenOranienburg», in Herbert et al. (eds.), Die nationalsozialistischen Konzentrationslager, 111-34, 127-9.
167
Patrick Wagner, Volksgemeinschaft ohne Verbrecher: Konzeptionen und Praxis der Kriminalpolizei in der Zeit der Weimarer Republik und des Nationalsozialismus (Hamburg, 1996), 271.