Многие из снов, собранных Берадт, свидетельствовали о том, как люди боялись слежки. В 1934 году одному врачу приснилось, что все стены его кабинета и всех соседних домов и квартир вдруг исчезли, а из громкоговорителя донеслось, что это было сделано «в соответствии с Законом об отмене стен, принятом семнадцатого числа сего месяца». Некой женщине приснилось, что она находится в опере и смотрит «Волшебную флейту» Моцарта, когда была спета строка «Это точно дьявол», в ее ложу зашел отряд полиции, потому что они заметили, что слово «дьявол» она ассоциировала с Гитлером. Когда она огляделась вокруг, ища помощи, пожилой мужчина в соседней ложе плюнул в нее. Одна девушка рассказывала, что видела во сне, как два ангела, нарисованные на картинках, висящих у нее над кроватью, опустили свои обычно обращенные к небу глаза, чтобы наблюдать за ней. Несколько человек видели во сне, что их посадили в тюрьму за колючую проволоку или что их телефонные разговоры прерывали, как один мужчина, который после того, как сказал своему брату по телефону: «Я больше не могу ни от чего получать удовольствие», увидел сон, в котором его телефон зазвонил и голос представился без всякого выражения: «Служба проверки телефонных разговоров», человек тут же понял, что находиться в депрессии в Третьем рейхе было преступлением, и попросил прощения, но в ответ была лишь тишина. Некоторые во сне совершали небольшие попытки сопротивления, которые всегда оказывались тщетными, как одна женщина, которой приснилось, что она каждую ночь убирает свастику с нацистского флага, но каждое утро она снова оказывалась на своем месте[219]. Пересказывая и анализируя все эти сны, Шарлотта Берадт вспоминала высказывание Роберта Лея, руководителя Трудового фронта: «Во всей Германии только один человек все еще имеет личную жизнь — это спящий человек». Она пришла к мрачному выводу, что собранные ею сны указывали на то, что даже это было не так[220].
Гестапо, НСДАП и СА обращали свое внимание не только на оппонентов, мятежников и инакомыслящих, но и на тех, кто не проявлял достаточного энтузиазма к Третьему рейху и его политике. У каждой группы домов был свой «смотритель блока» (блокварт), это было распространенное название для разнообразных чиновников низшего ранга, чьей задачей было следить за тем, чтобы по особым случаям все вывешивали флаги, ходили на митинги и парады. В каждой местной организации (ортгруппе) было в среднем 8 ячеек, каждая из которых делилась на 50 блоков, по 50 домов в каждом. Функционеры нацистской партии, которыми обычно являлись эти местные чиновники низшего ранга, следили каждый за одним блоком и в свою очередь назначали себе помощников, следящих за каждым многоквартирным домом или группой домов. Уже к 1935 году таких функционеров было 200 000, а включая их помощников, к началу войны было почти два миллиона блоквартов. Согласно партийной статистике, более двух третей политических руководителей были представителями среднего класса, и их особенно не любили в местах, где жил рабочий класс с ярко выраженным коммунистическим или социал-демократческим прошлым. Часто они были первыми, к кому обращались доносчики, они проводили подробную слежку за инакомыслящими, евреями и теми, кто поддерживал с ними контакт, и политически ненадежными людьми, обычно выступавшими против нацистов. За их коричнево-золотую униформу с красными петлицами на воротниках их иронически называли «золотыми фазанами». В их обязанности входило сообщать о сплетниках и обо всех, кто нарушал правила, установленные районными партийными органами, передавать их имена и информацию об их проступках в гестапо. Те, кто не угодил блок-вартам, могли лишиться государственных пособий и социальных выплат. У других органов огромной нацистской партии — от службы соцзащиты до Германского трудового фронта и женской организации — тоже были такие чиновники на местах, и все они выполняли подобные функции наблюдения и контроля[221]. На фабриках и предприятиях функции блоквартов выполняли члены Германского трудового фронта, начальники, бригадиры и нацистская Служба безопасности. К тем, кто не соблюдал правила, начинали относиться предвзято, отказывали в продвижении по службе, поручали неприятные обязанности или даже увольняли[222]. «Ничего нельзя было сказать, — вспоминал позднее один из сотрудников машиностроительного завода Крупп, — у тебя за спиной всегда стоял бригадир, никто не мог на это осмелиться»[223]. Нацистская машина запугивания дошла даже до самых незначительных деталей повседневной жизни и работы.
220
Там же, 5. Заявление Лея можно найти в Robert Ley, Soldaten der Arbeit (Munich, 1938), 71.
221
Detlef Schmiechen-Ackermann, «Der «Blockwart». Die unteren Parteifunktionäre im nationalsozialistischen Terror- und Uberwachungsapparat», Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte (VfZ) 48 (2000), 575-602; также Dieter Rebentisch, «Die «politische Beurteilung» als Herrschaftsinstrument der NSDAP», in Detlev Peukert and Jurgen Reulecke (eds.), Die Reihen fast geschlossen: Beitrage zur Geschichte des Alltags unterm Nationalsozialismus (Wuppertal, 1981), 107-28, о местных партийных группах в качестве инструментов наблюдения и контроля.
222
Bernward Domer, «Alltagsterror und Denunziation. Zur Bedeutung von Anzeigen aus der Bevölkerung für die Verfolgungswirkung des nationalsozialistischen «Heimtucke-Gesetzes» in Krefeld», in Berliner Geschichtswerkstatt (ed.), Alltagskultur, Subjektivität und Geschichte: Zur Theorie und Praxis der Alltagsgeschichte (Munster, 1994), 254-71.
223
Ulrich Herbert, «Die guten und die schlechten Zeiten». Überlegungen zur diachronen Analyse lebensgeschichtlicher Interviews», in Lutz Niethammer (ed.), «Die Jahre weiss man nicht, wo man die heute hinsetzen soll»: Faschismuserfahrungen im Ruhrgebiet (Berlin, 1983), 67-96, интервью с Вилли Эрбахом на стр. 73-6.