Третий рейх. Дни триумфа. 1933-1939

Наверно, Юнгера защищало то, что он был военным героем, которым весьма восхищались Гитлер и Геббельс. Другим защита никогда и не требовалась. Было множество писателей среднего уровня мастерства, готовых писать романы о «крови и почве», где действие происходило в идиллическом и мифическом мире немецких фермеров, романы, прославляющие героев нацистского пантеона, таких как погибший штурмовик Хорст Вессель, или раболепные стихи, воспевающие величие фюрера Германии[333]. Обращаясь к палате культуры рейха, Геббельс, который когда-то сам написал роман, порекомендовал писателям изображать пробуждение Германии в позитивном ключе. В качестве основного подхода он рекомендовал «стальной романтизм»[334]. Рифмоплеты прославляли нацистские ценности и пробуждение немецкого духа. «Германия — не та, где парламенты и правительственные дворцы», писал в 1934 году Курт Эггерс, но

Там, где бурая земля приносит свои плоды,
Там, где владыка правит своею рукой, там Германия,
Там, где маршируют колонны и звучат боевые кличи, там Германия.
Там, где бедность и самопожертвование воздвигают себе памятники, И там, где непокорные глаза глядят на врага,
Там, где сердца ненавидят и вздымаются кулаки,
Здесь дает побеги и всходит новая жизнь Германии[335].

При Веймарской республике нацистские песни и стихи в основном были предназначены для поднятия духа членов партии в их борьбе против всего, что они ненавидели, — против Республики, евреев, реакционеров, парламентаризма. Но начиная с 1933 года в немецкой поэзии появился призыв уже ко всей немецкой нации мобилизоваться против врагов государства, как внутренних, так и внешних. Лютая ненависть продолжала звучать в литературе, но теперь ее заглушали бесконечные дифирамбы новой Германии, новому рейху и, прежде всего, новому фюреру. Представив, что он говорит от лица немецкого народа, лирик Фриц Штоке в 1934 году в своих стихах обращался к Гитлеру:

Приведи нас домой.
Пусть твоя тропа терниста
И ведет по краю пропасти,
Через крошево металла и камня
Мы пойдем за тобой,

Если ты попросишь отдать все, что у нас есть,
Мы отдадим, потому что верим тебе.

Мы присягаем тебе на верность,
Никто не сможет нарушить этой клятвы,
Даже ты — только смерть нарушит ее!
В этом смысл нашей жизни[336].

В таких стихах всегда присутствовала тема смерти, нацистская мифология, прославляющая самопожертвование и мученичество, расширялась и превращалась в общий для всего народа принцип[337].

Авторов таких стихов вряд ли можно было назвать известными. Одним из главных литературных и художественных течений в то время был экспрессионизм, приверженцы которого по большей части были представителями левого крыла, хотя некоторые из них, как, например, драматург Ганс Йост, начиная с 1933 года работали на нацистов; Йост стал руководителем Имперской палаты литературы и обладал при новом режиме значительной властью[338]. Мировоззрение экспрессионистов на самом деле имело много общего с нацистским, оно включало в себя эмоциональное самовыражение, добродетели молодости, порочность индустриального мира, банальность буржуазии, перестройку человеческого духа в восстании против интеллектуализма. С другой стороны, оригинальность экспрессионизма обуславливается совершенно ненацистским отказом от натурализма в пользу прямого выражения эмоций, при котором авторы часто избегали реалистичного описания внешнего облика. Из-за своего радикального, нестандартного стиля экспрессионисты абсолютно не вписывались в культурный аппарат нацистов. Хорошим и широко известным примером того, как люди могли переходить от экспрессионизма к национал-социализму, является писатель Готфрид Бенн. У Бенна, который в 1920-х годах уже был состоявшимся поэтом, была и другая жизнь, он был практикующим врачом и занимался расовой гигиеной. В приходе нацистов к власти он увидел профессиональную возможность применить принципы евгеники на практике. Будучи до этого человеком аполитичным, он заявил о своей преданности рейху. И он энергично принялся за чистку академии от писателей-диссидентов. Когда его за это раскритиковал Клаус Манн, живущий за границей сын писателя Томаса Манна, сам также выдающийся писатель, Бенн ответил, что только те, кто остался в Германии, могут осознать, какой поток творческой энергии высвободился с приходом Третьего рейха[339].

333

Klaus Vondung, «Der literarische Nationalsozialismus. Ideologische, politische und sozialhistorische Wirkungszusammenhainge», in Denkler and Prumm (eds.), Die deutsche Literatur, 44-65; Karl Prumm, «Das Erbe der Front. Der antidemokratische Kriegsroman der Weimarer Republik und seine nationalsozialistische Fortsetzung», там же, 138-64 (и другие дополнения в том же томе).

334

Heiber (ed.), Goebbels-Reden, I. 131-41, 137.

335

Kurt Eggers, Deutsche Gedichte (Munich, 1934), 8, in Wulf, Literatur, 286; Alexander von Bormann, «Das nationalsozialistische Gemeinschaftslied», in Denkler and Prumm (eds.), Die deutsche Literatur, 256-80; Gottfried Niedhart and George Broderick (eds.), Lieder in Politik und Alltag des Nationalsozialismus (Frankfurt am Main, 1999); и Eberhard Frommann, Die Lieder der NS-Zeit: Untersuchungen zur nationalsozialistischen Liedpropaganda von den Anfängen bis zum Zweiten Weltkrieg (Cologne, 1999).

336

Wulf, Literatur, 366, reprinting Fritz Sotke, «So ist es», in Wille und Macht (15 января 1934 г.), 1.

337

Reichel, Der schone Schein, 323-35; более общее описание см. в Sebastian Graeb-Konneker, Autochthone Modernität: Eine Untersuchung der vom Nationalsozialismus geforderten Literatur (Opladen, 1996) and Uwe-Karsten Ketelsen, Literatur und Drittes Reich (Schernfeld, 1992); см. также Baird, To Die For Germany, 130-54, о поэте Герхарде Шумане.

338

Evans, The Coming of the Third Reich, 417-18.

339

Wulf, Literatur, 113-23; Ritchie, German Literature, 48-54; там же Gottfried Benn: The Unreconstructed Expressionist (London, 1972) — см. в частности его перевод работы Benn’s «То the Literary Emigres: A Reply», 89-96; Reinhard Alter, Gottfried Benn: The Artist and Politics (1910 — 1934) (Frankfurt am Main, 1976), 86-144