Кучма: Но тут он грязь такую выбрасывает в российские эти самые...
Кравченко: В интернет?
Кучма: Не в интернет, а вчера из России... […]
Кравченко: Я Гонгадзе не выпускаю, потому что для меня этот вопрос уже тоже... В экипаже есть контакты. Я за ним сейчас бросил наружное наблюдение. Я хочу его контакты подызучить, что оно...
Кучма: А у Гонгадзе есть там команда — тридцать там что ли, строчат эту грязь.
Кравченко: Нет, три человека. У меня есть они. У меня все они есть. Но я хочу с него начать. Ну, я еще посмотрю по реакции, как генеральный отреагирует. Мандражируют, номера снимают, так что я не знаю.
Кучма: Ну, а чего генеральный должен на каждую блядь?..
Кравченко: Ну, это же заявление.
Кучма: Ну и что — заявление.
Кравченко: Ну я посмотрю, как они будут реагировать.
Кучма: Почему каждая срань должна писать на генерального прокурора?
Любой объективный читатель, прослушав эти сумбурные тексты, обязан был прийти к выводу, что президент Украины мог иметь непосредственное отношение к организации похищения или даже убийства журналиста Георгия Гонгадзе. Но столь же очевидно и другое: ни в каком беспристрастном суде записи разговоров из президентского кабинета по совокупности причин не могли считаться достаточным доказательством для осуждения Кучмы. При том, что записи, конечно же, были аутентичные, доказать в суде, что они не были смонтированы или что в них не было внешнего вмешательства, было невозможно; качество записей было отвратительным, и расшифровки поддавались двойному, не всегда очевидному толкованию; из разговоров следовало, что президент Кучма крайне негативно относился к Гонгадзе и даже предлагал то депортировать его в Грузию, то отдать его на похищение «чеченцам». Тем не менее ни в одном из многочисленных разговоров не прозвучало однозначного указания (приказа) убить Гонгадзе, хотя такой приказ можно было отдать четко и ясно, коротко, один раз, не возвращаясь больше к теме Гонгадзе. Таким образом, с юридической точки зрения, Кучма в деле о причастности к убийству Гонгадзе был неуязвим даже при наличии записей.
Возникал, однако, еще один достаточно важный вопрос: с ведома генерала Марчука Николай Мельниченко проводил несанкционированные записи вплоть до убийства Гонгадзе и прекратил их в скором времени после. Иными словами, Кучму записывали ровно до тех пор, пока не набралось достаточное количество компромата. После убийства Гонгадзе люди, контролировавшие записи, посчитали свою работу законченной: теперь Кучма находился в их руках. Одного громкого убийства было, как казалось, достаточно.
В октябре 2000 года несанкционированное прослушивание кабинета президента Украины было остановлено. Последние записанные разговоры, касавшиеся Гонгадзе, относились к периоду, когда журналист уже был похищен и убит, хотя не очевидно, что обсуждавшие Гонгадзе в кабинте Кучмы люди, в том числе сам Кучма, Леонид Деркач, Юрий Кравченко и другие знали о том, что Гонгадзе нет в живых. Очевидных указаний на это в сделанных после 16 сентября 2000 года записях не имеется. «Мельниченко не обнародовал ни одной записи разговоров между президентом и министром [Кравченко], который должен был бы состояться после исчезновения журналиста», — пишет автор книги об убийстве Гонгадзе Ярослав Кошив[25]. И это служит косвенным доказательством того, что Кучма не очевидным образом имел отношение к организации убийства Гонгадзе. Возможно, именно по этой причине генерал Марчук приказал Мельниченко остановить прослушивание разговоров в президентском кабинете: после 16 сентября отсутствие разговоров, доказывающих причастность президента Кучмы к убийству, становилось невыгодным для Марчука указанием на то, что Кучма не давал приказа убить Гонгадзе.
Когда в ноябре 2000 года было найдено тело Гонгадзе, страна уже была готова к взрыву. Общественное мнение твердо верило в то, что приказ похитить и зверским образом умертвить Гонгадзе исходил от президента Украины. Имя Гонгадзе не сходило с газетных полос и телевизионных программ. Публикации исчислялись десятками тысяч. В декабре начались массовые акции протеста, инициированные группой общественных деятелей Украины, возмущенных творящимся беззаконием, с требованиями отставки президента, министра внутренних дел, генерального прокурора и начальника Службы безопасности Украины, а также проведения независимой экспертизы по делу Гонгадзе. Участники протестов выступили за «изменение системы социальных, экономических и политических отношений в Украине», в том числе за ликвидацию системы «президентского авторитаризма» и переход к парламентской республике. Акцию протеста поддержали 24 политические партии, общественные организации и движения, среди которых были Социалистическая партия Украины, Украинская республиканская партия, партия «Реформы и порядок», Украинская национальная ассамблея — Украинская народная самооборона (УНА-УНСО), ряд левых партий, в том числе Украинский коммунистический союз молодежи. «Кучмагейт» сумел причудливо объединить в один блок, казалось бы, несоединимое — от социалистов до националистов.