После телефонного разговора настроение у Юри поднялось и она подумала, что надо быть поласковее с Такэси.
– Ты не сердись, я действительно никуда не гожусь. У меня, наверно, рак, или я беременна.
Такэси, не отрывая губ от стакана, криво усмехнулся.
– Поздравляю! Наконец-то господь благословил нашу семью! И когда прикажешь ждать?
– Через двенадцать месяцев.
– А может, ограничимся девятью?
– Не торгуйся! Пусть будет через двенадцать, жалко тебе, что ли?
– Послушай, Юри, при ребенке нельзя врать. Например, ты сказала, что из Сан-Франциско приезжает твоя старшая сестра. Но Риэ ведь отлично знает, что никто не приезжает.
– Не беспокойся, Риэ – девочка тонкая, умненькая и прекрасно понимает, что такая невинная ложь не преступление. Мы ведь лжем лишь для того, чтобы не испортить людям настроение… Тра-ла-ла, ла-ла-ла-ла…
– Замолчи, пожалуйста, ты фальшивишь! У меня же хороший слух.
– При ребенке нельзя врать, говорить правду тоже нельзя… Тра-ла-ла… А Мацуура пользуется успехом у мужчин… А наш папуля дружит с Сашей, с женой священника он дружит… А для гостей противных мама пирожных кучу напекла – тра-ла-ла-ла… Ах, если бы в пирожном каждом сидела черная ворона… Ха-ха-ха!.. Тра-ла-ла-ла-ла-ла-ла…
– Давай, давай!.. Может быть, расскажем дочке, что мама изо всех сил старается женить мистера Стейна на Ронде, потому что сама спала с мистером Стейном… Неужели ты не понимаешь, что мы живем в таком мире, где полно условностей, и мы волей-неволей должны им подчиняться. Нельзя же говорить вслух обо всем, что думаешь.
– Ребенка нужно пичкать сладкими сказками… Очаровательная принцесса и прекрасный принц полюбили друг друга, живут в хрустальном замке и с утра до вечера лакомятся воздушными тортами, выпеченными из розовой мечты… Тра-ла-ла, ла-ла-ла-ла…
– Умоляю тебя, прекрати эти тра-ла-ла! Ты, наверное, считаешь себя Кармен, но мне кажется, что ты упражняешься в йодл.[1]
– Какая прелесть! Я швейцарская пастушка, и у меня маленькая хорошенькая хижина в горах… – Юри о грохотом открыла дверцу духовки. – Это печенье – мое фирменное блюдо. Экстра-класс! Единственный в мире рецепт. Если бы ты открыл на Гиндзе кондитерский магазин, сразу бы стал миллионером… И вообще я возлагаю на это печенье большие надежды: пусть Саша и Мацуура едят его каждый день, пусть разжиреют как свиньи и станут сердечницами!
– Ну, чтобы их раскормить до сердечного заболевания, никакого состояния не хватит. Не бывать нам миллионерами!
– Какой ты противный! Ни капли фантазии!..
– У тебя дырка на чулке. Чуть выше колена.
– Ты же говорил, что дырка на чулке выглядит очень пикантно.
– Далеко не всегда. Это зависит от женщины. И на каком месте дырка – это тоже важно. Нельзя же подходить к вопросу формально!
После того как Юри отказалась участвовать в бридже, настроение у нее настолько повысилось, что ей даже захотелось навести красоту.
Когда она в ванной перед зеркалом подводила карандашом глаза, вошла Риэ и, сложив руки за спиной, тоном школьной директрисы сказала:
– Хм… мама хочет казаться молодой.
– Конечно! Каждая женщина хочет казаться молодой.
– Но все равно все знают, что у тебя есть дочка, и никто не поверит, что тебе меньше тридцати.
– Почему? Некоторые женщины рожают в шестнадцать лет.
– Это не женщины, а испорченные девушки!
– Ну как? Можно мне дать двадцать шесть лет?
– Какая ты странная, мама! Я же знаю, сколько тебе лет на самом деле, и не могу вообразить, будто тебе двадцать шесть.
– Критиковать – дурная привычка. Особенно для девочки. Тебя не будут любить. И вообще, что ты здесь торчишь? Шла бы к себе.
– Я сюда пришла по делу.
– Так пожалуйста! Я же не мужчина. Не беспокойся, не буду на тебя смотреть.
– Да ладно, я потом.
Риэ, тряхнув волосами, ушла. А Юри вспомнила себя в ее возрасте. Когда-то она точно такими же глазами смотрела на свою мать.
Юри надела свое любимое платье, зеленоватого оттенка, и ожерелье из черненого серебра. Это ожерелье, в абстрактном стиле, из кусочков серебра неправильной формы, соединенных звеньями, подарил ей на рождение три года назад человек, которого Юри вспоминала до сих пор. Края звеньев, похожих на отростки коралла, были специально оплавлены, но создавалось такое впечатление, будто их обожгло случайно. Зачерненные места искусно чередовались с отшлифованными, и все ожерелье мерцало и переливалось.
В гостиной уже расставили ломберные столы. Такэси, лежа на диване, читал еженедельный журнал, принесенный студентом-японцем.
– Кофе, чай, печенье – все приготовлено, господин хозяин! А что касается коктейлей, то тут вы сами большой мастер. Вот здесь рюмки – для мартини, для вина и коньячные. Салфетки лежат там, где им положено.
– Ты иногда бываешь очень красивой. – Такэси, держа журнал в вытянутой руке, мельком взглянул на Юри и снова начал рассматривать цветную фотографию обнаженной красотки. – Может быть, ты немного задержишься, поговоришь с гостями, а? Вон ведь как нарядилась. И потом, не мастер я врать. Задержалась бы и объяснила им сама.
– Маслин маловато… Ну ничего, когда они кончатся, делай коктейль без маслин, ладно? А если не хватит джина, заменишь его водкой…
Раздался звонок.
– Ну, идут…
– Спрячь, пожалуйста, своих красоток подальше. Японские журналы всем в диковинку, сразу начнут листать и увидят эти противные фото.
– А что тут особенного? В любой стране есть такие журналы, и их всегда с удовольствием смотрят.
– Оставь это удовольствие для мужских вечеринок.
– Какая щепетильность! Женщины сами обожают себя показывать…
Юри открыла входную дверь.
Это был Фрэнк Стейн. В коричневой вельветовой куртке и сапогах со шнуровкой.
– Явился в таком виде, как было приказано. Но вы, Юри, разоделись в пух и прах.
– Понимаете, в чем дело… Очень нескладно все получается… Неожиданно позвонила старшая сестра, она здесь проездом, у нее несколько часов свободного времени. И мне необходимо с ней повидаться. Ничего, что я уйду?
– Как нехорошо! Вы, наверно, хотели пригласить ее сюда…
– Что вы: она ведь не одна, со знакомым. Просто у нее есть пара свободных часов. Она ждет в аэропорту пересадки на другой самолет. И я…
– А как же Такэси?
– Для меня бридж приятнее всех семейных встреч. И кроме того, мне жутко везет, если жены нет рядом.
– Значит, все в порядке! А вы, Фрэнк, садитесь, располагайтесь. Я не очень спешу, поболтаю немного со всеми, а потом уж уйду.
Фрэнк вызывающе взглянул на Юри.
– А Жаль! Ведь сегодня, кажется, будет Ронда…
– Да. И Саша тоже, – сухо сказала Юри. – Я отлично понимаю вас с Такэси, но ничего не могу поделать.
– Ну, Саша-то будет под надзором своего священника, – усмехнулся Фрэнк.
– Говорят, теперь модно отрезать какую-нибудь часть тела вьетконговцев и привозить домой как военный трофей, – произнес Такэси, полностью игнорируя предыдущий разговор.
– Неужели?! Впрочем, очень может быть. Война во все эпохи одинакова. И мужчины одинаковы – им бы насиловать да убивать. Тем более если за это не посадят на электрический стул. Но, Такэси, предупреждаю тебя, если ты заговоришь при своих гостях о Вьетнаме, никто не станет высказывать откровенно свое мнение. Давай будем гадать по выражению лиц, ладно? Хотя тут и гадать нечего – японцы ощетинятся, а американцы замкнутся, уйдут каждый в свою раковину. Один только священник Баранов воспользуется случаем и произнесет длинную речь. У него есть хорошая защита – бог. Что бы он ни говорил, что бы ни думал на самом деле, а бог тут как тут, глаголет устами Баранова – не убий! И никто ничего не сможет возразить. Удобная штука бог! Саша будет слушать священника с усмешкой, вспоминая, каков он был в постели, а потом – приличия ради и вопреки логике заявит, что всегда ненавидела войну… Война… Поди разберись, кто как к ней относится… Взять хотя бы университетских преподавателей. Половина явно сочувствует этой войне. Две трети остальных делают вид, что подобные вопросы вне их компетенции, а одна треть выкрикивает антивоенные лозунги, уподобляясь уродливой девице, которая хватает за ноги удирающего от нее мужчину. А на самом деле большинству на все наплевать – что бы там ни происходило, лишь бы нас не трогали! А если тронут, то есть возьмут в солдаты, что ж, мы постараемся выбирать такие местечки, где пули свистят не так громко…